Тяжелый снаряд ударил в землю прямо на пути подбегающей немецкой цепи. За ним второй, третий… Четвертый снаряд рванул попусту. Только что наступавшие немцы, не ожидавшие обстрела крупнокалиберной артиллерией, повернулись и изо всех сил бросились назад. Подальше от этого ужасного места.

Хрустя сапогами по разбитым кирпичам, майор подошел к Котенку. Она сидела на земле, и легкий ветерок ерошил ей волосы. На лицо упала окрашенная чем-то белым прядь. Майор присел рядом. Протянул руку, желая отряхнуть ей волосы от побелки. Побелки? Стены были бревенчатыми, а под ногами была только сажа. Рука опустилась, так и не дойдя до цели.

Она не повернула головы на звук шагов. Взгляд был прикован к лежащему перед ней человеку.

— Как ты, Тигренок?

— …

Гальченко наклонился к лежащему и перевернул его на спину. Чуть пониже левой ключицы было видно входное отверстие от пули — стреляли спереди. Он посмотрел на дверь. Вон он, стрелок, еще сжимает в руках карабин. Вся грудь залита кровью — Леонов стрелял с короткого расстояния и не промахнулся, даже будучи контуженным.

— Это вы в него стреляли, товарищ майор? — голос Тигренка был каким-то странно ровным и безжизненным.

Вместо ответа он показал ей на след пули на правом рукаве Леонова. Проследив взглядом, она увидела лежавшего навзничь немца. На животе солдата расплылось кровавое пятно.

— Он мне обзор закрывал… — майор присел около тела старшины. — Качался из стороны в сторону, а немец уже готов был стрелять. Вот я задел Леонова за рукав… Но хорошо попал, даже кожу не шкарябнуло.

— Хорошо…

— Это был мой последний патрон.

Марина промолчала.

Подняла голову и посмотрела на Гальченко каким-то странным, необычно взрослым взглядом. Ничего уже не осталось в ней от прежнего Котенка. Глаза были потускневшими и усталыми.

— Он же мог уйти….

— Мог. Леонов мог и вообще не приходить. Ему лично ничего не угрожало. И к башне мог отойти.

— Он же крикнул мне: «Котенок! Ложись!» Узнал меня! Хотя лица, наверное, и не видел даже… Как же так?

— Не знаю… Но как можно уйти, когда твой друг под ударом?

— Он же не знал, что это именно я тут нахожусь!

— Не думаю, что для него это было особенно важно. Старшина шел спасать своего. Ты это или нет, он знать не мог.