Райерсон вздрогнул. Бледное лицо медленно заливал румянец.
— Да как же… — Гнев его улегся так же быстро, как вспыхнул. — Понимаю. Хорошо.
— За эти недели, с тех пор как мы отодвинулись от мертвой звезды, у меня появилась редкая возможность попрактиковаться в музыке, — заметил Макларен. — Я даже пробовал сочинять. Вот послушай.
— Да прекрати же! — взвизгнул Райерсон.
— Как хочешь, — мягко произнес Макларен и уложил гитару обратно в футляр. — Я с удовольствием поучил бы тебя играть, — предложил он.
— Нет.
— А как насчет партии в шахматы?
— Нет.
— Мне бы чертовски хотелось, чтобы я был поинтеллектуальнее, — признался Макларен. — Я никогда, знаешь, не отличался особой широтой взглядов. Всегда был каким-то несерьезным и безответственным, даже в науке. Теперь же… Было бы хорошо, если б я захватил с собой сотни две книг. Когда я вернусь, то обязательно прочитаю их все. — Улыбка на его лице угасла. — Думаю, теперь я смог бы понять их.
— Когда мы вернемся? — Исхудавшее тело Райерсона подобралось в воздухе, словно для прыжка. — Ты хочешь сказать:
Вошел Накамура, держа в руке пачку исписанных листков бумаги.
— Я произвел расчеты по последним данным, — сказал он. Райерсон встрепенулся.
— Что ты обнаружил? — закричал он. — Бога ради, что ты обнаружил?
— Безрезультатно.
— Господь Бог Израиля, — простонал Райерсон. — Опять безрезультатно.
— Дальше этой орбиты мы и не видим ничего, — спокойно сказал Макларен. — Где-то у меня были кое-какие выкладки по следующей орбите. — Он вышел, лавируя среди приборов.
На щеке Райерсона непроизвольно задергался мускул. Юноша долго смотрел на Накамуру.
— Неужели мы ничего не можем сделать? — спросил он наконец. — Телескопы или… Что нам, так и