Ведьмак Питирим увидев машину Андрея, в тот же вечер зашел к Любаве пока Андрей был в лесу и узнал все, что произошло. Пока Любава ему все рассказывала, Питирим сидел молча, ни единым движением не выдав своих эмоций. Потом долго молчал, нервно теребя в руках шарф и не решаясь, что то сказать, боясь смотреть на Любаву. Затем взгляд его стал колючим и неприятным, а пальцы дрожали. Но Питирим справился с собой, обнял Любаву, сказав ей,
— Она вернется к нам. — Будем ждать, — я верю в это, — и ушел нетвердой походкой человека получившего страшное известие.
Андрей чувствовал себя здесь чужим. Весть про то — что случилось, тут же разошлась по Чудной деревне. Только он выходил из дома как кто ни будь, забегал к Любаве, чтоб поддержать ее и поговорить с ней. Старались не видеть Андрея, не замечать, а если и сталкивались, то на Андрея посматривали косо, но никто не пытался ни упрекнуть его, ни расспросить, смотрели как на пустое место. Брат Алекс постоянно звонил Андрею, дела требовали присутствия Андрея в Москве, и здесь Андрей с каждым днем чувствовал себя все более неловко и не к месту. Андрей, когда то изучал все сказки и легенды, написанные про русалочье озеро, мечтал, что сможет найти в него вход и знал, что если человек не возвращался оттуда в течение трех суток, то надежды не было. Любава посмотрев на его мучения просто сказала.
— Ты езжай, все равно ты ей сейчас ничем не поможешь, а будет что известно, то мы позвоним, что тебе здесь с нами скучать.
Так и сказала, — скучать, отказав в праве, — переживать за Елену. Андрей, пробыв почти неделю в Чудной деревне, уехал в Москву. Он хоть и постоянно чувствовал свою вину, но он был жив и дела его и бизнес, — прежде всего. Отъехав от деревни, он почувствовал облегчение, что говорить просто ему здесь уже все надоело. Неприязнь местных жителей откровенно напрягала и давила. Показывать эмоции перед посторонними было не в его привычках. И он все держал в себе, решив, что со всем, что произошло, спокойно разберется у себя дома.
***Елена
Елена, сделав шаг в дверь к русалочьему озеру, — попала в лето, вернее ей так показалось на короткое мгновенье. Было светло и тепло, пахло водой и водорослями, песком и пляжем, — как у моря, а еще зеленой травой и еще чем — то непонятным, зовущим из детства. А потом что — то изменилось вокруг, и она увидела все вокруг четче и поняла, — это не лето, а безвременье, здесь все застыло. Здесь не было запахов присущих живой природе, и не было громких звуков, и не слышно криков птиц над озером. Вернее звуки были, но они доносились как через толстое ватное одеяло, глухо, глухо. И тусклый светло серый светящийся небосклон без солнца. Застывшие без ветра зелено желтоватые деревья и даже трава была как искусственная, — ярко зеленая мягкая, но безжизненная, камыши без шёпота ветра выглядели нарисованной декорацией. Она огляделась вокруг и вздохнула, все так необычно, чуждо.