Набирая скорость, карусель раскручивалась вновь. Как в тумане наблюдая за ней, Джи экстатически размахивала руками, то ли повторяя за аттракционом, то ли пытаясь удержать равновесие, когда все вокруг уже вращалось. Со стороны она наверняка напоминала пьяную — да и вблизи казалась такой.

— Дала людям мою силу! Чем она вообще думала?.. Чертовы грибы!.. Я думала, конец света настал! Я — я единственная, кто может начать конец света!..

Мимо, пошатываясь от недавнего оргазма, прошли девчонки и настороженно покосились на нас. И почему когда кто-то кого-то в чем-то обвиняет, крайней всегда оказывается Би? Что у нее за талант такой?

— А потом снова грибы! Грибы! Грибы! Один больше другого! — Джи взмахнула руками, обрисовывая огромную шляпку.

Такое ощущение, что она и сама была под какими-то грибами.

— Чертовы грибы! — с жаром выдохнула она. — А потом это чертово перемирие! И мне с тех пор не дают ни одной нормальной работы!

Карие глаза, в которых секунду назад отражался мухомор карусели, замерли на мне.

— Даже тебя не могу убить просто так!

Тон был такой, будто это вызывало у нее самые большие сожаления.

— Мне не очень нравится, — заметил я, — что ты постоянно твердишь, что хочешь меня убить.

— Тебя надо наказать! — без раздумий буркнула эта бестия.

— И за что? — поинтересовался я.

Над головой раздалась очередная порция визгов, стонов и чмоков. Карусель достигла максимума высоты и скорости и теперь вращалась вовсю, показывая, что такое настоящий засос.

— За то, что хотел меня соблазнить, — возмущенно выдала Джи, — и облапал!

После такого заявления я невольно пробежался глазами по строгой офисной блузке, которая еще не высохла от недавнего “всплеска”, из-за чего контуры белья заманчиво просвечивались, очерчивая упругую грудь. Следом взгляд скользнул по сочным плотно обтянутым тканью бедрам, которые так и подмывало хорошенько пощупать.

— Я бы и сейчас не отказался…

И соблазнить, и облапать. Даже бы трахнуть тебя не отказался, чтобы ты еще раз получила свою награду.

В тот же миг она резко шагнула ко мне. Пальцы с силой вцепились в мой воротник — ткань затрещала, до боли впиваясь в шею.

— И что, — пьяное, пропитанное вином дыхание ударило мне прямо в лицо, — даже бы так не отказался, зная, что после сдохнешь?

Опаляя жаром, медальон вдруг загрел на груди — агрессивно и вместе с тем жалобно — как отталкивают в надежде, что вместо этого ты обнимешь. Ее глаза пронзали мои, губы, слегка открывшись, застыли всего в паре сантиметров от моих. Хватка на моей шее из мучительной стала отчаянной. Она хочет, но никогда в этом не признается — не то что мне, самой себе. Она никогда не ослушается рай, а мне он не указ.