– Можно? – Арсений вошел в комнату и присвистнул. – Рыбка моя! Ты прекрасна!

– Спасибо. Но если будешь просить, чтобы тебя взяли с собой…

– Неа. – Он отмахнулся. – На фиг надо. Просто хотел отдать тебе это. – Санклит протянул мне браслет Валентины с симургом.

– Уверен?

– Она бы хотела, чтобы он был твоим.

– Спасибо, мой хороший. – Я обняла его. – Застегнешь?

– Ага. – Сеня защелкнул замочек на запястье и подмигнул. – Задай им там, сестренка!

– Задам, братишка!

Хохоча, мы с Гораном выехали к месту проведения переговоров и оказались там первыми.

– Вот это да! – я изумленно ахнула, войдя в квартиру.

Первым делом глаз лег на панели в невесомом тончайшем кружеве резьбы – им прямая дорога в музей. Затем внимание привлек большой белоснежный камин с мастерски вылепленными крыльями лебедя по бокам – видно было каждое перышко.

Задрав голову, мы полюбовались высоченным – в три моих роста – резным потолком из дуба. Как часовые на посту, его сторожили огромные, вросшие в стены буфеты из мореного дуба с сидящими по углам жирными ангелочками.

Неподъемная на вид бронзовая люстра придирчиво взирала сверху на свое царство, щедро заливая светом его центр и ревниво соперничая с бра на стенах, что наполняли золотистым свечением недоступные ей углы.

В середине комнаты, в которой раньше, вероятно, устраивали роскошные балы на сотню, а то и не одну гостей, самодовольно сиял овальный стол кремового цвета, окруженный стульями в тон, как батюшка-царь льстецами.

– Музафер, это потрясающе! – все еще не в силах оторвать взгляд от такого интерьера, выдохнула я. – Не думала, что в Петербурге сохранились такие квартиры!

– Берег для особого случая. – Мужчина тепло улыбнулся. – Присаживайтесь, попьем пока что чаю.

– Если заваривал ты – почтем за честь.

Мы сели за небольшой круглый столик в углу, на котором нас уже ждал чайник, высовывающий любопытный носик из бережно укутавшей его желтой рукавички.

Музафер разлил чай по чашкам. Я прикрыла глаза и со стоном вдохнула его насыщенный смородиновый аромат, мгновенно вернувшись в детство, где под летним щедрым солнцем налились сладким соком с едва уловимой кислинкой и терпкой ноткой в кожице крутобокие шарики черной смородины.

Первый же глоток растекся во рту насыщенным вкусом, обволакивая небо и язык, словно я раскусила ягоду в самой поре, отдавшей мне всю сладость беззаботного детства.