И вспыхнуло самое жестокое из воспоминаний.

О времени, когда пришлось надевать её Залинор…

Как только ожерелье коснулось её кожи, она всё поняла. Осознала наконец без малейших сомнений, что всё, сказанное в священной книге о проклятых крылатых, было правдой. И верховная жрица тоже была права.

А сама Винтер явилась на свет живым проклятием. Грязным, греховным и порочным до глубины души. И целая жизнь в раскаянии не смоет с неё отвратительного пятна.

Подавленная знанием о своей порочности, она посвятила себя искусству, прославляла настоящих, чистых, бескрылых эльфов — тех, к кому ей никогда не приблизиться. Сияющих и благословенных.

Не таких, как она.

Но осталось в глубине её души нечто такое, до чего не добрался Залинор, что не смог потушить. Любовь к брату и его другу Ррису осталась с ней навсегда, не поддавшись даже силе Залинора.

— В тебе был огонь? — спрашивает Исиллдир, обрывая поток воспоминаний. — До того, как на тебя надели Залинор?

Поморщившись от смущения, Винтер едва заметно кивает. Как бы ей хотелось спрятаться, скрыться от нахлынувшего жестокого стыда!

— Я хочу снять Залинор, — говорит Винтер, и ей кажется, что от этих слов перед ней разверзнется земля.

Внутри у неё всё сжимается, крылья сворачиваются так плотно, что вот-вот разорвутся.

Исиллдир шире распахивает серые глаза.