— Пойдём. Стоп!

— Что такое? — обеспокоился я, полувытаскивая “гада”, до появления перекрестья прицела перед глазами.

— Смотри, — указала девушка на потолок.

Посмотрел я и присвистнул. Часть потолочных панелей не работало, добавляя сумрака, но я пробегал по ним взглядом, не акцентируясь. А тут Светка привлекла внимание к нерабочей панели. Прочнейший стеклопласт был не разбит, а именно прогрызен, топорщась на дырах неровными краями.

— Крысы, наверное, — оценил я. — Он же пулю держит, вот лютые твари.

— Видимо — да. Как-то мы слишком поспешно на техуровни спустились, надо бы было выяснить побольше.

— Ну, тебе вроде бы ничего не угрожает, — прикинул я.

— Мне — нет, а тебе — очень даже может!

— Свет, я комсомолец. Я не боюсь крыс.

— Ты такой героический, Жорик, — ехидствовала Светка, но закончила уже серьёзно, — Осторожнее надо идти, оглядываясь.

— Это да, — признал я.

Пошли обратно, аккуратно, оглядываясь. И на трубах и оплётках были путь и редкие, но повреждения. Царапины, точки-каверны, какие-то странные подтёки.

Но ни химанализатор, ни электроспектр не давали ничего, разве что было понятно, что большая часть проводов вдоль стен — под напряжением. Прошли спуск, топаем аккуратно дальше. Вообще, на нервы эти подземелья действуют. Не страшно, конечно, но стальной замусоренный полумрак был очень неуютным.

И тут впереди — движение. Я и Светка вскинули пистолеты, но тут же опустили — из-за поворота перекрёстка двигали санитарщики. Спиной вперёд, озадачился я.

А они прут жопами вперед. Мы отошли в сторону, пропуская, и видим такую картину: двое пятящихся мужиков тащат за руки и ноги третьего. Четвертый держит “ловчего” наготове, отступая последним.

И тащимый — весь в дырах. Точнее, его костюм химзащиты, в местах неприкрытых покрышечным материалом, изодран клочьями. И даже кровью вроде бы запачкан.