– Потому что я вас во всё это втравила. Я виновата, я!

– Так, боец, отставить рыдания! Поставленную боевую задачу мы выполнили полностью и без потерь! – рявкнул я, заслужив несколько одобрительных взглядов и пару поднятых больших пальцев от замотанных в бинты соседей по госпиталю. – Топка очевидно восстановится, а Лиду мы вытащим!

– Точно восстановится? Вытащим? – как-то по-детски наивно посмотрела на меня Элион.

И я вдруг понял, что она и есть ребёнок. Двенадцатилетняя девочка, втянутая в кровавый водоворот смерти.

– Конечно! – я вытащил из своей руки капельницу и присел на кровати.

Погладил Элион по голове, пальцами вытер ещё катящиеся из странных серо-фиолетовых глаз слезинки.

Затем обнял, и девочка доверчиво прижалась ко мне.

Мы знали друг друга всего два дня, однако, несколько часов назад наш отряд вместе выстоял против орд врагов. Там, на базе спецназа ФСБ мы были одни против целого мира и доверили друг другу свои жизни. Есть дружба, рождённая из особого рода обстоятельств. Боевая дружба.

Мы сходили не просто в разведку, а в диверсионную вылазку с сомнительными шансами на успех.

– Где Топка?

– Мы её отправили в реанимацию, но она вся окутана паутиной. Как яйцо.

– А статус?

– Статус прежний, никнейм тоже, – ответила Элион, смешно вытираясь носиком об моё плечо.

– Лида?

– Папа кому-то звонил в полицию. Её должны объявить пропавшей и начать розыск.

– Ты молодец, Элион, – я погладил её по спине. – Ты справилась. Не каждый смог бы сделать то, что сделала ты.

– Я думала, – грустно, но уже без слёз сказала она. – Что мы будем как супергерои. А мы… а я… ты знаешь, что они как желе?

– Кто? – удивился я.

– Люди, – прошептала она. – Когда их бьёшь, они не ломаются, не трескаются, не рвутся… они расплёскиваются.

Я вспомнил, как Элион вступила в рукопашную схватку. Абилки давали ей потрясающее преимущество перед противником.