После девчонки на роликовых коньках ей встретился улыбчивый пухлый джентльмен. Мадам Леру прекрасно знала, что значат эти улыбочки. Ее старый отец частенько говорил: «Не верь этим улыбочкам, Бриджи. До добра они не доведут». Тот джентльмен лучился с головы до пят – он выглядел неуместно радостным, и это вызвало у заплатницы справедливое раздражение.
В итоге, настроение у самой мадам Леру не то, чтобы совсем уж испортилось, но она к этому была близка и очень надеялась, что его улучшит человек, к которому она шла. И это невзирая на то, что род деятельности этого человека обязывал его нести всем и каждому дурные вести, как тот ворон, что сидит на башенных часах и никак не накаркается. Если задуматься, у этого господина было много сходства с вороном: вечно хмурый, да еще и постоянно носит черное…
Мадам Леру свернула с улицы Фили на улицу Худых Ставен, а оттуда – в переулок Трокар.
Серые двухэтажные домишки с чернеющими круглыми окнами чердаков утопали в сухом плюще, будто в клубах волос. На одной крыше, точно нелепый парик на свихнувшемся судье, громоздилось несколько этажей разномастных дощатых птичников. На другой ржавело древнее летательное устройство, в пустых иллюминаторах которого проглядывали сонные кошачьи морды. Двери, что выходили в переулок, стояли тесно, будто в очереди – квартирки за ними ютились небольшие, узкие.
Мадам нужна была пошарпанная вишневая дверь с цифрой «7» на бронзовой табличке, по обе стороны которой раскинулся розарий – ночной кошмар хорошего садовника: путаные стебли и мизантропические бутоны, раздражающе кровавые на фоне бурых листьев и длинных, в палец, шипов.
Заплатница подошла к двери и, поудобнее перехватив корзину, постучала в дверной молоток. Открывать никто не спешил, и, ожидая, мадам Леру успела нацепить одну благоприятную мину, после чего отвергла ее как чрезмерно фривольную и легкомысленную, а затем надела другую мину, которая, по правде, выглядела еще легкомысленнее, чем предыдущая.
Наконец раздались шаги, дверь отворилась, и на пороге показался высокий джентльмен с бледным лицом, одетый безукоризненно, пахнущий – мадам Леру едва сдержалась, чтобы не ахнуть в голос – так же великолепно. Идеально симметричные воротнички, скупые движения и запах кофе. Это был доктор Доу, мужчина высоконравственный, крайне благовоспитанный и исключительно не подходящий для местных трущоб. Доктор Доу будто бы сошел со страниц какой-то книжки – так разительно он отличался от прочих мужчин в Саквояжне, которые попадались мадам Леру на глаза. И тут она могла сделать исключение – она была бы нисколько не против его улыбки. Беда в том, что – и все это знают – доктор Доу никогда не улыбается. Мадам Леру полагала, это как-то связано с его грустными серьезными мыслями.