Одним из любимых лёхиных мысленных занятий было связывание мыслей, казавшихся случайными. Когда разрозненные мысли хоть как-то увязаны местом, временем или ассоциацией, логикой, то это каждый раз отдаляло пугало маразма. Пока всё логично, ему не страшен хаос, маразм и внешние раздражители, чужие убеждения. Может быть его и подстерегает на этом пути другое, более страшное заблуждение, как абсолютная уверенность и логичность сумасшедшего, но от этого были ещё исправны и очевидны другие предохранители. К этим краям Лёха умышленно сохранял безопасную дистанцию, как и сейчас к кромке тротуара. Мысли должны быть управляемыми и подконтрольными, иначе можно слететь с трассы в овраг безумия. Приятно иногда вдавить педаль в пол, но гнать постоянно и при любой возможности — это лотерея с обязательным «выигрышем» в конце, которого не придётся долго ждать.

За спиной уже с полминуты мягко тарахтел двигатель, наверное легковушки, кравшейся на первой передаче. Мало ли кто ползёт там сзади, держа руль одной рукой, а другой нашаривая в кармане или бардачке зажигалку, или болтая по телефону. Наконец в боковое зрение вползла фара и кусок капота почти впритирку к бордюру. В накачанных промороженных колёсах гулко раздавался хруст вчерашней слякоти и реагентов, колюче трещащих под протектором. И потом фара и бампер просели слегка вниз, повинуясь тормозу, и хруст прекратился.

«Не нашел!» — подумал Лёха останавливаясь и нашаривая свою зажигалку в холодном кармане. Привод стекла водительской двери оторвал захрустел инеем.

— Идёшь? — спросил вполне прогретый голос из приспущенного окна.

— Пока ещё иду. — внутренне ухахатываясь своему философскому ответу, выдохнул Лёха и отступил ещё на полшага от дороги и разворачиваясь назад, чтобы не разговаривать спиной.

Водитель смотрел поверх руля вперёд и видимо о чем-то думал.

— А я пока ещё еду. — на той же высоте ответил он, а потом заёрзал на сидении и над срезом стекла появилась сложенная пополам зелёная двадцатка.

— На «погреться».

Это самое «на погреться» в лёхином сознании однозначно воспринялось не как «На!», а именно «для погреться». Предложение выглядело не обидно, не унизительно, тем более что он ничего не просил. Вроде как двадцать баксов от души, просто так, а не с барского плеча, не от понтов.

— Пасиб!