На ужин ели дичь, добытую в соседних холмах, запивали пивом из корабельных припасов. Ночь выдалась сырая и холодная, как и обещал Эмрис, так что костры развели пожарче. Гвенвифар и Бедивер несколько раз уговаривали Артура удалиться в шатер, но Пендрагон не соглашался.

Он объявил, что останется с королями и воинами и потребовал песню. Мирддин Эмрис сначала отказывался, потом все же сдался и велел подать арфу.

— Какое из британских сказаний ты хочешь нынче услышать, о Пендрагон?

Артур задумчиво наморщил лоб и, помолчав, ответил:

— Сегодня я хочу слышать не о Британии, но об Ином Мире. Ночь холодная, ветреная — такие сказания как раз для бурных ночей.

— Хорошо, — согласился Мирддин Вледиг, — так послушайте, коли хотите, песнь о Бладидде, Увечном короле.

Я подивился его выбору, ибо это мрачная и малопонятная повесть о князе, который так ненасытно желал мудрости, что обманул Владыку Иного Мира, однако добытые знания навлекли на него беду, а затем и гибель. Впрочем, королям песня понравилась, тем более, что ее и впрямь прекрасно спел Досточтимый Эмрис, последний истинный бард на Острове Могущественного.

Песнь затянулась, а когда она кончилась, Артур пожелал своим спутникам доброй ночи и под руку с Гвенвифар удалился в свою палатку. Я лег у огня на красной телячьей коже, получше завернулся в плащ и уснул.

Меня разбудили встревоженные голоса. Я встал и увидел что в палатке Пендрагона горит факел. Под ложечкой заныло.

Лагерь был темен, все остальные спали, Я подкрался к палатке и заглянул внутрь.

С Артуром были Эмрис и Бедивер. Гвенвифар стояла чуть поодаль, опустив руки, и крепко стискивала край шелковой накидки. На лице ее и платье была кровь.

— Лежи спокойно, Медведь, — уговаривал Бедивер. — Дай Эмрису тебя осмотреть.

— Отпусти, брат, — прохрипел Артур, — я сейчас встану. Не хочу, чтобы кимброги видели меня таким.

Эмрис ощупывал рану; руки его были в крови.

— Кимброги и прежде видели тебя на земле, — убеждал Бедивер. — Им это не в новинку. А теперь лежи смирно.

— Не буду! Помоги мне встать! — Он схватил Бедивера за плащ и попытался подняться.

Повязка соскользнула с шеи. Я увидел рану и ахнул.

Она была зеленовато-серая, и от нее разбегались лиловые прожилки. Мясо вокруг первоначального пореза почернело и гнило. Шея воспалилась, краснота распространилась от горла до подмышек. Видимо, ночью рана открылась — боль, наверное, была нестерпимой! — и Эмриса позвали остановить кровь.

— Все, — сказал Мирддин наконец. — Больше я ничего не могу.

Они с Бедивером взяли Артура за плечи и поставили на ноги.