В дверях он помедлил и сказал:

— Знаешь, Мирддин, я надеялся, наша первая встреча будет иной.

Он резко повернулся и двинулся прочь.

Когда хочу, я могу сказать так, что меня почти невозможно будет ослушаться. Таким голосом я и крикнул ему вслед: «Не уходи!«. Лот замер в дверях, потом медленно повернулся, словно ожидая увидеть у горла меч.

Эта неуверенность многое в нем объяснила. Он неопытный мальчишка, смело изображающий короля. Я сразу проникся к нему сочувствием.

Его серо-голубые глаза взглянули в мои, ища привычный обман, но не нашли.

— Как ты хочешь, чтоб мы расстались? — спросил он осторожно, испытующе.

— Друзьями.

— У меня здесь нет друзей. — Он ответил, не думая, но я понял, что он действительно так считает.

— Можешь остаться при своем мнении, — сказал я, — или принять мою дружбу и убедиться в своей неправоте.

— Я редко бываю неправ, Эмрис. Прощай.

Его люди вышли вслед за ним. По улице застучали копыта и вскоре затихли в отдалении.

Пеллеас закрыл дверь и повернулся ко мне.

— Опасный человек, господин мой Мирддин. Тем более опасный, что сам не знает, как себя вести.

Я знал, что Пеллеас прекрасно разбирается в людях.

— Не знает, как себя вести, верно. Однако не думаю, чтобы он желал мне зла. Быть может, он сам не знает, чего хочет.

Мой товарищ медленно покачал головой.

— Человека, который не знает своего сердца, лучше поостеречься. Держись от него подальше, господин мой. — И он произнес вслух то, что тревожило и меня: — Кто знает, насколько Моргана его искалечила?

Если встреча с Лотом меня смутила, то обед с Игерной, напротив, прошел чудесно. Она надела лучший наряд и в мерцающем золотом свете сотни свечей — свете, который, чудилось, излучает она сама, — казалась еще краше, чем прежде.

Она поцеловала меня, когда я вошел в комнату, где уже стоял стол, и, взявши за руки, отвела к креслу.