В глазах матёрого убийцы, наверное, впервые за всю жизнь появился страх. Поправочка! Не страх, а ужас. Он боялся – и хотел жить. При этом прекрасно понимал, что жизни этой ему оставались считаные минуты: ровно до тех пор, как эта страховидла наиграется. Кровь из многочисленных порезов струилась по всему телу. Мужик хоть и стоял пока ещё на своих ногах, но больше уже походил на тушу эрга, которую до конца не освежевали. Грудь его ходила ходуном, пот, смешиваясь с кровью, заливал глаза.

А Мигера при этом оставалась так же свежа, как и в начале боя. Свежа и спокойна. И опять нож был у неё в руках. Она демонстративно немного подняла балаклаву, явив уродливый рот, и удивительно розовым по сравнению с лицом языком лизнула окровавленное лезвие. Покатала чужую кровь во рту и, сплюнув её на пол, вернула маску на место.

Во время этой пантомимы зал затих. Образовалась тяжёлая, вязкая тишина. В этой тишине ломом опоясанная, как выражаются сами земляне, тихо сказала:

– Не-а! На вкус тоже дерьмо. Пора с тобой заканчивать.

Едва проговорив едкое замечание, девка размазалась в движении, а когда замерла, к её ногам упал бесформенный, хоть ещё и живой, кусок мяса с вывалившимися внутренностями. Всё ещё живой Радистан делал тщетные попытки отползти от своего страшного противника, вот только с подрезанными сухожилиями на ногах и располосованными мышцами рук много не наползаешь.

– Ну что ты вошкаешься, красавчик? – слышится ласковый голос. – Ты ведь мне мешаешь.

Словно не раз уже это делала, Мигера вспорола грудину, что-то там подрезала ножом, после чего сунула левую руку внутрь, дёрнула и извлекла из мелко затрясшегося тела ещё сокращающееся сердце. В гробовой тишине хруст хрящей грудной клетки и чавкающие звуки разрезаемой плоти слышались особенно отчётливо.

– Ты ведь не против, милый, если я заберу это себе? Правда?

Даже если «милый» и был против, то не возразил: его уже колотила агония, которая, впрочем, через пару секунд стихла. Радистан умер. Умер так же плохо, как и жил.

Девушка встала, и вид её был страшен. Причём страшен не из-за телесного уродства. Сейчас об этом вряд ли кто вообще вспомнит. Не до того, потому что в одной руке у неё бьющееся сердце уже мёртвого врага, а в другой – окровавленный клинок. То ещё зрелище. Да и сама она испачкалась изрядно.

Она огляделась не спеша и спросила:

– Есть ещё желающие вызвать меня в круг? А то этого, – она продемонстрировала всё ещё сокращающееся сердце, – мне на ужин не хватит.

В толпе кого-то резко стошнило и, видимо, даже не одного.

– Как вас там… – обернулась она к главному распорядителю поединка. То есть к Ивору.