– Ну, сказал и сказал. Хера ли.

Саня молча вцепился в ручку пилы. Лёха легко оттолкнул его, и Саня задом повалился на землю, нелепо махнув палкой.

– Не лезь, козёл, – беззлобно посоветовал Лёха.

Саня, кряхтя, поднимался на ноги.

– Будешь щас чо брать? – спросил Лёха.

– А ты мне, бля, донесёшь до деревни? Я инвалид!

– Сам себе неси. Я те не ишак. Не будешь, так я закрываю.

Лёха захлопнул дверцу и бибикнул сигнализацией, потом сунул брелок с ключом от автобуса в карман камуфляжных штанов.

– Пошли, – буркнул он. – Надо, чтоб нас утром в деревне видели.

С пилой в руке Лёха деловито пошагал в темноту.

– Погоди! – крикнул Саня. – Куда побежал!

Саня заковылял вслед за Лёхой.

Они шли в сумерках начинающегося рассвета вдоль торфяных карьеров. Лёха двигался впереди, размахивая пилой, Саня еле поспевал следом. Он хромал, цеплялся палкой и материл Лёху:

– Лёха, гондон… Ты ведь меня обул, сука… Место лажовое, ключа от тачилы не дал, воровское слово не держишь… Ты ведь тачилу заберёшь и в город угонишь… А я, мандюк, ключ от сарая у Мурыгина брал… Я, значит, и тачилу укатил… И у этих фраеров московских спрашивал, где ты… Значит, не с тобой я был… Ты все стрелки на меня перевёл, везде меня подставил, да, Лёха? Ты братана своего подставил? Папу своего?

Казалось, что Саня спотыкается и шатается не от колченогости, а от сокрушительного прозрения.

Лёха не отвечал и только усмехался.

Возле горящего карьера он притормозил, положил бензопилу на дорогу, снял с ремня флягу и свинтил крышку. Чёрный плоский котлован лежал без огня, но во многих местах дымился.

– Может, бля, направить на деревню пал? – задумчиво спросил Лёха сам у себя. – Чо сгорит, власти выплату дадут. Уехать сможем. И Шестаков ничо не сделает.

Саня догнал Лёху и остановился сзади, тяжело дыша.

Лёха цыкнул зубом, глотнул водки из горла и вдруг закашлялся. В груди у него забурлило, он согнулся, повернувшись к Сане задом, и его начало толчками рвать водкой.