Светлый фон

Мэри быстро оделась, дрожа от вновь открытого в себе гнева. Дезориентация прошла. Она надеялась, что каким-то образом заставит Ярдли пожалеть о том, что ей пришлось сейчас перенести.

Вновь выведя Мэри в коридор, низенькая отвела ее в уборную, подождала, пока она справит нужду, и проводила ее в ротонду. Вместе с присоединившимся к ней Сулавье, чье лицо было невозмутимым, а руки спокойными, они остановились под огромной люстрой. Мэри не разбиралась в здешнем убранстве, но подозревала влияние Франции – вероятно, начала девятнадцатого века. Серо-голубые стены с белой отделкой. Мебель скорее вычурная, чем удобная; атмосфера, в которой превалировали богатство и богатое на гнет прошлое. Не такого она ожидала в доме Ярдли; ей скорее представлялся охотничий домик или темные тона английского кабинета.

– С нами встретится мадам Ярдли, урожденная Эрмион Лалуш, – сказал Сулавье. Охранники неловко топтались позади, низенькая – почти у локтя Мэри. – Она из Жакмеля. Истинная госпожа нашего острова.

Мэри подумала: в Эспаньоле нет господ. Она едва не сказала это вслух; Сулавье посмотрел на нее тепло, с легкой обидой, словно услышал. Затем робко улыбнулся и застыл.

В ротонду вошла болезненно худая черная женщина с высокими скулами и ясными широко распахнутыми глазами, ниже Мэри по меньшей мере на пятнадцать сантиметров. На ней было длинное зеленое платье с высокой талией, а ее рука в перчатке спокойно, вяло опиралась на подставленную руку седого мулата в черной ливрее. Мулат улыбнулся и кивнул Сулавье, охранницам, Мэри – всем любезно и подобострастно. Мадам Ярдли словно бы ничего не замечала, пока не оказалась прямо перед ними.

– Bonsoir et bienvenus, Monsieur et Mademoiselle, – гулким голосом, как из бочки, сказал седовласый слуга. – Это мадам Ярдли. Она будет говорить с вами.

Bonsoir et bienvenus, Monsieur et Mademoiselle

Женщина словно бы ожила, дернулась и улыбнулась, сосредоточившись на Мэри.

– Приятно познакомиться, – произнесла она с сильным акцентом. – Прошу прощения за мой английский. За меня говорит Илер.

Слуга кивнул с явным воодушевлением.

– Прошу в гостиную. Там нас ждут напитки и легкие закуски. Мадам очень рада принять вас. Следуйте за нами, пожалуйста.

Илер, как в вальсе, развернул мадам Ярдли; та через плечо оглянулась на Мэри и кивнула. Мэри гадала, морит ли она себя голодом или же Ярдли предпочитает тощих женщин? Эспаньольцы-изгнанники говорили ей, что полковник сэр содержит любовниц. Возможно, мадам Ярдли была только для протокола.

Гостиная оказалась преувеличенно элегантной, густой mal de tête[2], смесью китайского стиля и африканских мотивов. Другая люстра, еще огромнее, сверкала над гигантским китайским ковром ручной работы, таком вытертом, что ему должна была быть не одна сотня лет. В углу на постаменте стоял ассотор – барабан в рост человека. Вдоль стен стояли вырезанные из черного дерева бородатые мужчины, высокие коротконогие с узкими головами и сутулыми спинами – боги, бесы. В противоположном, по диагонали, углу от ассотора в огромной медной чаше, наполненной водой, плавали цветы.