Доктор Уильямс, одинокий и сбитый с толку, заперся у себя в кабинете, но его достали оттуда и изолировали. Его дело, как и дела других заговорщиков, предстояло рассмотреть юристам GM.
Сандерсон и Гита захватили центральный пост управления, без особого труда обезопасив спящего Вермейера. Таким образом, к тому времени, как работа
Спенс вздохнул и огляделся. Он сумел увидеться с Ари только перед ужином. Сейчас она медленно дрейфовала в толпе друзей и молодых чиновников с из административного пула и неожиданно оказалась возле Спенса.
— Ищешь кого-нибудь?
— Сказать по правде, я тебя искал. — Спенс, потупившись, уставился в свой бокал.
— Вот как? Очень мило…
— Я… э-э, рад, что с тобой все в порядке… — «Идиот! — мысленно прикрикнул он на себя, — Скажи же ей!»
Ари улыбнулась, но свет в ее глазах несколько потускнел.
— Да, я тоже рада, что вернулась. Ты в порядке?
— О, конечно… наверное. — Спенс отвернулся. Как он мог сказать ей все, что хотел? Не то время и не то место — все не так. Между ними словно возникла незримая стена, над их головами собиралась темная грозовая туча. — Как здоровье твоей матери?
— Врачи говорят, что появились шансы на выздоровление. Папа даже говорил с ней утром. Ей определенно лучше, причем улучшения настали как-то сразу, практически за одну ночь. Я так счастлива … — Она замолчала и робко взглянула на Рестона. — Спенсер, я сделала что-то не так?
Вопрос неприятно задел его.
— Нет! — Он отвел глаза. — С чего ты взяла?
Она пожала плечами и склонила голову набок.
— Ну, я же вижу. Ты весь день прятался от меня, а вечером не хочешь даже поговорить со мной… Ты вообще изменился с тех пор, как мы вернулись.
Спенс покраснел и отвернулся. А что он мог сказать? Они оба были не виноваты в том, что случилось столько всего. Он попытался найти слова, но его спасло внезапное появление Аджани.
— Вот вы где! Я надеялся повидаться с вами этим вечером. До этого никак не мог справиться с делами. А тут, — он обвел рукой зал, — по-моему, очень хорошая идея, устроить подобную вечеринку. — Он присмотрелся к Спенсу. — Но ты, кажется, не особенно рад?
Не объяснять же ему, что он только что помешал сказать, возможно, самое главное в жизни Спенса. Меж тем Аджани участливо спросил: