Светлый фон

Удара я не почувствовала, зато услышала до боли знакомый голос:

— Мира, открой глаза!

Открыла и сразу захотелось закрыть обратно. Несмотря на обеспокоенный голос, весь вид Лайонела говорил о том, что он злится. Волосы пылали от самых кончиков, зрачок в глазах залило золотое пламя. Но на этот раз судьба не была ко мне так благосклонна — я оставалась в сознании.

— Кивни если ты меня слышишь.

Тревога в голосе никуда не делись, но после того как я кивнула его волосы запылали ещё ярче. Он аккуратно положил меня на белый, только что выпавший снег и только тогда я почувствовала боль от ожогов.

— Что здесь произошло? — он провёл надо мной рукой, стало теплее и боль заметно уменьшилась.

Я хотела ответить, но меня перебил Пушок:

— Ррр-р-р, ты зачем туда полезла? Жить надоело?

Первый раз видела своего бизала таким злым, зато гнев Лайонела частично схлынул. Принц был удивлён. У меня появилась секунда, чтоб заметить некоторые важные детали. Он был в своей чёрной военной форме, только из-за ворота, виднелся не обычный для военных воротник, а уже привычный воротник-стойка, застёгнутый на обе пуговицы.

— Ты был на задании? — спросила я, и мой голос отчего-то сел.

— Ррр, — не мог сдержать свой гнев бизал.

Лан коротко кивнул и, попросив злую, очень злую гончую последить за мной «минутку», отошёл на несколько шагов. Вызвал Оберона и начал отдавать какие-то распоряжения.

Когда принц вернулся, Пушок немного успокоился и уже рычал значительно тише. Мне шевелиться было больно.

— Я должна тебе рассказать. Мы их слышали.

— Потерпи немного я тебя сейчас перенесу в безопасное место.

— Лайонел, ты не понимаешь. Это важно! Они хотят…

— Амирэль, это ты не понимаешь. Мне сейчас важно унести тебя отсюда.

Моё возмущение он не почувствовал, не только потому что воротник был застёгнут на все пуговицы, но и потому что не смотрел в мои глаза. Нежно поднял на руки и мы молнией перенеслись… в его комнату.

Поверх алого покрывала была уже расстелена белая медицинская простыня, Оберон выставил последние скляночки и исчез.

— Теперь можешь рассказывать?