Выяснилось, что в их языке отсутствует прошедшее время. Рептилии используют определение — завтра и послезавтра. Планирование на том же уровне.

Три периода назад что-то произошло, и жизнь Мэта стала невыносимой. Косозуб, которому отродясь дела не было до презренного раба, пришел в чулан взмыленный и побитый. Вывалил ему на голову ведро помоев и придавил лапой. Что-то прошипел и принялся избивать, усердно ломая ребра. Когда Ящер ушел, Мэт остался лежать на полу. Полоска его жизни сократилась до 3 %. Он тихонько подвывал от боли, не представляя, как теперь кормить пленников.

Полежав с полчаса и восстановив жизнь до 5 %, он с кряхтением стал собирать разбитыми в хлам пальцами помои обратно в ведро, а потом ещё часа два полз по мокрому коридору, толкая его перед собой.

Люди, завидя как он ползёт-извивается, стали смеяться и наперебой называть его Гнидой. Мэт лишь обреченно вздохнул — новая кличка обязательно к нему прилипнет.

Он ползал от клетки к клетке и раздавал еду. Пленники радовались его боли, но от еды не отказывались. Внезапно к нему обратились по имени.

— Мэт?

Мэт удивлено помотал головой и, подумав, что показалось, продолжил наполнять помоями миску.

— Ты ведь Мэт? Сорок восьмая школа. Саратов!

Несчастный перевел взгляд на соседнюю клетку, из которой на него смотрел изможденный одноглазый мужчина.

— Ты меня знаешь? — голос вышел хриплым, он давно разговаривал.

— Знаю. Федя я, Маляев, одноклассник твой. Помнишь, после уроков вместе пиво пили? Ну?

— Вроде…

— Ага, точно ты! Ну и потрепало же тебя, братишка.

— Здравствуй, Федя. Не скажу, что рад тебя видеть.

Одноглазый коротко хохотнул.

— Давно ты тут? На тебе, смотрю, места живого нет, — Федор прижался к решетке, силясь разглядеть одноклассника.

— Не знаю…. Давно. Очень давно.

— Ты не в курсе, нахрена мы тварям этим сдались?

— Приносят в жертву, получают силу.

— Значит — правда, — обреченно кивнул он. — И что, шансов нет?