– Так вы это из альтруизма? Ну да, понятно, жертва во имя общего блага.
– Если вы и впрямь так цените ужасную свободу мысли, – заметил он сухо, – советую оставить глупые колкости, иначе вы добьетесь того, что вмиг ее потеряете.
– А вы хотите мне еще что-то сказать? Я слушаю.
– В настоящий момент, кроме вас, я единственный человек в целом штате, который видит! Что у меня на глазах? – добавил он быстро, испытующе.
– Темные очки.
– Значит, мы видим одно и то же! – воскликнул Симингтон. – Химик, давший Троттельрайнеру отрезвин, возвращен к нормальной жизни и более ни в чем не сомневается. Сомневаться не позволено никому, неужели не ясно?
– Позвольте, – прервал я его. – Похоже, вы и в самом деле стараетесь меня убедить. Странно. Собственно говоря, зачем?
– Затем, что действидцы – не демоны! Обстоятельства нас вынуждают. Мы загнаны в угол, играем картами, которые раздал нам жребий истории. Мы последним доступным нам способом даем утешение, покой, облегчение, с трудом удерживаем в равновесии то, что без нас рухнуло бы в пропасть всеобщей агонии. Мы последние атланты этого мира. Если миру суждено погибнуть, пусть хоть не мучается. Если нельзя изменить реальность, нужно хоть заслонить ее чем-то. Это наш
– Неужели совсем ничего нельзя изменить?
– Сейчас две тысячи девяносто восьмой год, – сказал Симингтон. – Шестьдесят девять миллиардов людей живут на Земле легально и еще, надо думать, двадцать шесть миллиардов тайных уроженцев. Температура падает на четыре градуса в год; очень скоро здесь будет ледник. Остановить обледенение мы не в силах – разве что замаскировать.
– Мне всегда казалось, что в пекле будет адская стужа. А вы украшаете вход в него миленькими узорами?
– Именно так. Мы – последние добрые самаритяне. Все равно кому-то пришлось бы, сидя на этом вот месте, разговаривать с вами; случайно это оказался я.
– Да, да припоминаю: esse homo[20]. Но… погодите… сейчас… Я понял, чего вам надо! Вы хотите убедить меня, что без вас, эсхатологического анестезиолога, не обойтись. Раз нет хлеба – наркоз страждущим. Не понимаю только, к чему вам мое обращение в вашу веру, если мне все равно придется тут же о нем позабыть? Если средства, которые вы применяете, так хороши, к чему заботиться о доказательствах? Достаточно пары капель кредобилина, и я с восторгом буду ловить каждое ваше слово, буду чтить вас и слушаться. Похоже, вы и сами не очень-то убеждены в достоинствах такого лечения, если вам по душе обычная старомодная болтовня, если вам приятнее беседовать, чем орудовать распылителем! Вы, как видно, прекрасно знаете: психимическая победа – всего лишь жульничество, на поле боя вы останетесь в одиночестве – триумфатор с изжогой. Убедить, а после столкнуть в беспамятство – вот чего вы хотите. Не выйдет! Раньше ты повесишься на своей благородной миссии вместе с теми вон девками, что скрашивают тебе труды по спасению. А все-таки настоящих хочется, без щетины?