107

— Так как, Ороси, что скажешь? Твоя мама была права? Мы на носу корабля?

Ороси посмотрела на меня, устало улыбнувшись. Мы стояли лицом к верховью, вулкан был у нас за спиной. Она подошла и обняла меня. Обцеловала легкими мелкими поцелуями, неспешно, впервые за все время с момента той глубоко прекрасной ночи в Бобане, перед выходом на Норску…

— Моя мама всегда права, Сов. Мы действительно на носу корабля… Мы на нем еще с тех пор, как нам исполнилось десять. Все зависит от того, каких размеров для тебя корабль…

— Но ты думаешь, мы почти дошли, самое трудное позади?

— Я ничего не думаю. Я познаю.

XVIII ВИХРЬ

XVIII

ВИХРЬ

) По ту сторону вулкана нас не ждал никакой Первозданный сад, источник всех посевов на земле, как думал Степп, ни тигры, тянущие землю вперед, как представлял себе Арваль, ни бездонная пасть придуманного Ларко бога, что по его теории должен был то глубоко вздыхать, то всхрапывать, то петь или плеваться, выдыхая весь воздух нам в лицо. Мы также не услышали Голос ветра, нашептывающего нам что-то день и ночь на непонятном языке, что так часто встречался в лучших сказках Караколя и в который мы по итогу были почти готовы поверить. Не было также и бездны или открытого космоса, ни черного, ни синего, как считала Ороси, ни фиростского хрона, засасывающего в себя пространство впереди, ни бесконечной стены из сжатого воздуха, железа или огня, на который думали однажды наткнуться Каллироя с Аои. Мы не встретили ни мать Альмы, ни первого Голгота, ни веселый орхаостр Силамфра с его аккордеолами и невиданными духовыми. Мы не вышли к океану из фантазий Кориолис, где ветровые волны катятся по пляжу длиною с мир. За кратером Крафлы была земля. А за этой землей, за первой пройденной мореной, — снова земля, целое плато. А за этим плато, другое плато, шире и положе, покрытое полуталым снегом, а затем — снова земля, необозримая

105

даль, насколько хватало сил идти, до горизонта надежды, до предела смысла.

Итак перед нами продолжалась Норска, в своем пустынном изобилии вершин и пиков, перекрестных гребней и долин, с той разницей, что высота и вертикальность склонов весьма заметно пошла на спад, и от высотных рельефов, таких как Гардабер, вскоре осталось лишь геофизическое эхо фирновых полей и вполне податливых холмов, где снег порой терял свое до сих пор систематическое господство.

Первая неделя прошла в ослеплении от гипотезы Мацукадзе. На пороге каждого перевала, на линии каждого хребта, достигнутого в срез по прямой, нас охватывало неистовое чувство, что Верхний Предел вот-вот окажется перед нами, и мы теряли всякую ясность мысли. Мы с детства были приучены к логике испытаний, и не найти за Крафлой, за ужаснейшим из них, никакого вознаграждения, достойного принесенной жертвы, сначала было невыносимо — невыносимо и бессмысленно —…