95

нимать человеческие взаимоотношения исключительно в слиянии. О столь понятной мне разнице между дружбой и любовью у него были лишь теоретические представления, чуждые как его поступкам, так и его сердцу. Он был «в любви», как говорил о нем Караколь, в любви полифонической и бесконечно меняющей свою форму, он совершенно не понимал того, что всегда отдавая, как он думал, он сам же первый в ней и нуждался, в нем была неутолимая потребность в общении, взаимопонимании, сердечности и эта потребность изнашивала и его, и нас. При этом я хорошо отдавала себе отчет в том, насколько важна будет эта сила, а это действительно была сила, для возрождения Орды в будущем. Сложность состояла в том, чтобы разжечь в Сове способность мыслить, сделать так, чтобы ребенок в нем наконец возмужал.

≈  Это время когда головы полны ветра сердце бьется только для следующего шага оно омыто от мечтаний от какой-либо любви оно ни на кого не злится не надеется и не ждет оно бьется для крови кровь для мышц мышцы для шага шаг для шага что идет след за следом ноги гонят по склону угольки восемь силуэтов колышутся голова поникла лоб упирается в пламя ветра словно это его опора как в подушку желая отдыха

x Пьетро же шел ко дну. Здесь, в этой снежной пустыне, ввосьмером, он утратил самое главное в своем назначении: улаживание напряженных взаимоотношений, четкую организацию и дипломатию в Орде. От его княжеского статуса осталась лишь царская осанка, да кое-какая забота о гигиене тела и внешнем виде, но мы ничего не могли поделать с очевидностью того, что среди этих пустых гор он становился бродяжничающим князем. Голгот

94

оставался нашим Трассером, лишенный разведчика, он выполнял еще более жизненно важную функцию, чем прежде. У Сова был ресурс в виде контржурнала, и я просила его писать, как можно чаще, отчасти по необходимости, отчасти потому что он обожал делать мне приятно. От ястребника зависело наше пропитание и эта ответственность поддерживала его в строю, во всяком случае она немного умеряла гнетущую его угрюмость. Кориолис росла на глазах, за два месяца в ней появилось самоуверенности больше, чем за все двадцать восемь лет, и она наконец вышла из своего периода постподросткового нарциссизма, в том числе благодаря центростремительному желанию крутившихся вокруг нее самцов. Горст и Карст никак не могли нарадоваться тому, что снова вместе, ни в ком более не нуждаясь, но все же стали постепенно вновь впускать нас в свой круг. Одним словом, только у Пьетро не было объективных причин вытаскивать себя из давящей тоски по всем, кого с нами больше не было.