Сердце Герти позванивало, как полнящийся шампанским бокал. Неправы были те, кто утверждал, будто бы белому джентльмену никак невозможно выжить на таком удалении от цивилизации, в сердце дикой Полинезии. И Новый Бангор вовсе не захолустье, прав был странный офицер, тысячу раз прав! Здесь, на краю мира, тоже кипит жизнь, обжигающая, пенящаяся и манящая. Надо лишь встроиться в эту жизнь, стать естественной ее частью…

Воображение Герти, обретшее неожиданную легкость, заскользило лебединым пером среди окутанных дымом локомобилей, рисуя картины дальнейшего его будущего. Вот он, приятно утомленный после рабочего дня, сидит в уютном ресторане, попивая содовую со льдом и лениво ковыряясь в десерте. На нем легкий летний льняной костюм с расстегнутой на одну пуговицу — единственная уступка послеполуденному зною! — рубашкой.

А вот он в театре, в собственной, взятой в абонемент на весь сезон, ложе, глядит на сцену, слыша волнующий шелест бархата. На нем, разумеется, новенький, с иголочки, фрак, лоснящийся как мокрая тюленья кожа. В пальцах сжата холодная ножка бокала, прелестные юные дамы из соседних лож заинтересовано глядят на него, стеснительно скрадывая взгляды густыми ресницами…

Вот он на службе. Удобно и со вкусом обставленный кабинет, со всех сторон обволакивает мягкий шелест бумаги. На столе перед ним возвышается никелированный монстр, большой тяжелый четырехрядный «Ремингтон». Строгая и спокойная атмосфера канцелярии, коллеги за другими столами собраны и благожелательны. Секретарь с благодарной улыбкой принимает у него документы в тисненой золотом кожаной папке. Его собственный стол обставлен со всем удобством: промокательная бумага, пресс-папье, набор чернильных перьев, остро отточенные карандаши, гроссбухи. Работа двигается легко, как минутная стрелка в хорошо смазанных часах, слышен лишь легкий скрип стульев да покашливание. Герти легко обрабатывает входящую корреспонденцию, сверяясь со внутренним справочником. Делает отметки безупречным каллиграфическим почерком. Вдохновенно составляет докладные записки…

Ему всегда нравилось работать в канцелярии, нравилась ее особенная атмосфера, сдержанная, отдающая некоторой прохладцей. Нравилось возиться с бумагами. Бумаги лишь поначалу кажутся одинаковыми, невыразительными и скучными. Герти умел находить с ними общий язык, а со временем обнаружил, что каждый документ, будь он стенограммой, протоколом или деловым уведомлением, имеет собственное уникальное лицо. За этими бумажными лицами он с годами научился угадывать и чувства. Чувства были самые разнообразные. Иногда он держал в руках депешу, со страниц которой грозно глядели самые нелицеприятные слова и формы, внушительные и опасные. Но стоило присмотреться повнимательнее, как делалось очевидным, что депеша эта слаба и неуверенна в себе, что человек, ее писавший, суть человек маленький, сам боящийся ответственности. Бывали и другие бумаги. Иногда, скользя взглядом по простой записке, исписанной летящим женским почерком, Герти замирал, отчего-то ощущая смертельную опасность, заключенную в ровных строках.