— Подъём!
— Витя, я никуда не поеду. — Промычал Гриша, смотря на меня мутными глазами.
— Ещё как поедешь родной, обязательно поедешь. У нас сегодня первый учебный день. И ты на него попадёшь, даже если мне придётся тебя тащить туда силой. Вставай! — Усмехнулся я и схватив Оболенского за ногу, потащил в ванную.
Он пытался вырваться, но его сил хватило лишь на две вялые попытки, после чего он расслабился и принял свою судьбу. Закинул пьянчугу в ванну, а после открыл ледяную воду. Оболенский задохнулся толи от восторга, толи от перепада температур.
Завершив водные процедуры, я закинул Гришу на плечо и отнёс на кухню, где нас встретила пышная кухарка, смотрящая с осуждением.
— Родная, тащи сюда сало. — Сказал я.
— Как вы смеете⁈ — Возмутилась она.
— Дура. — Констатировал я и добавил. — Свиное сало неси, не видишь барину худо? Если молоко есть или ряженка, тоже тащи.
— Ой. Простите. — Покраснела кухарка и убежала выполнять мой приказ.
— Витя, я всё. Никакой академии. Мне так плохо, что я вообще ничего не хочу. — Бурчал Оболенский, растекаясь по столу.
— Я это уже слышал. Сейчас реанимирую тебя. Дай только пару часов.
Пока кухарки не было я бухнул в чайник столько заварки, что там практически не осталось места для кипятка. Когда же кухарка вернулась, отправил её чистить картошку. Сам же нарезал сало крупными кусками и закинул на сковороду, чтобы вытопить весь жир.
Белые полоски с прослойкой мяса подпрыгивали, шипя на сковороде. Не могу сказать, что стоял прекрасный аромат, но с голодухи слюнки потекли сами собой. Когда сало превратилось в золотистые шкварки, я отбросил их в отдельную чашку, а в вытопленный жир забросил кастрюлю нарезанного картофеля.
Двадцать минут спустя мы сидели за столом и уминали за обе щеки хрустящую картошку со шкварками и малосольными огурцами. На всякий случай убрал молочку, а то Гриша и правда не добрался бы до академии. Огурцы и молочные продукты, взрывоопасная смесь.
Оболенский лениво ковырял картошку, а я тем временем успел смолотить две трети сковородки.
— Если не ешь, то пей. — Я протянул ему кружку с жидкостью похожей на смолу.
— Не, я это пить не буду. — Промычал Гриша, а через секунду я влил ему в глотку всю кружку чая. — Фу! Какая мерзость.
— А ты картошечкой заешь. — Усмехнулся я и откусил хрустящий огурчик.
Спустя час Грише похорошело. Да и мои головная боль и сушняк прошли. Приведя себя в порядок, мы вывалились на улицу. У порога стоял автомобиль Гриши. Почему-то на капоте отпечатался след от груди какой-то дамы. Остаётся только гадать, сбили её или любили. Машина не помята, значит второе.