Лекарь тем временем продолжал колдовство, нещадно терзая плоть Вероники, словно гончар — кусок глины. Его руки спустились ниже, теперь скрытые от моего взгляда. Грудь девушки лихорадочно вздымалась и опадала, однажды она и вовсе изогнула спину дугой, — но в сознание так и не пришла. Так продолжалось несколько минут. Вампир обработал её ноги, прошёлся по плечам, после чего резко положил ей руку на грудь — на миг я увидел, как он засовывает её по локоть. Брызги крови, короткий всхлип девушки, жуткий хруст костей.

Я вскочил, растерянный, испуганный, разрываясь между желанием немедленно сбежать и отогнать Генриха. В глазах помутнело, и я с отупелым удивлением обнаружил, что под потолком собрались клубы дыма, поднимавшегося от тлеющих трав. Два неверных шага; очертания комнаты плыли, размывались. Только лицо Генриха, обернувшегося ко мне, сохранило чёткость.

— Её жизнь в её руках. Советую проветрить комнату.

Раны на теле магички подсохли, покрылись коркой. Кожа обрела более здоровый цвет — по крайней мере, Вероника больше не смахивала на залежалый труп. От страшного зияющего пролома в грудной клетке не осталось и следа. А был ли он, или мне померещилось из-за дурмана? Я присел около Вероники — не потому что хотел дотронуться до неё, проверить, бьётся ли ещё пульс; просто почувствовал, что свалюсь на пол так или иначе, потому что тошнотворный обруч, стискивающий голову, и не думал разжиматься.

Я обнаружил, что держу Веронику за руку. Тёплые пальцы спящего человека, которому не угрожает скорая смерть.

— Что… это было?

— Восстановление, — пожал плечами целитель и распахнул ставни, впустив колючий, промозглый, чудесный воздух. Пламя свечей содрогнулось, не выдержало порыва, и они потухли, — Тебе лучше отдохнуть, мальчик.

Неожиданно он зевнул во весь рот, сверкнув клыками.

— Рассвет? Подумать только…

Могло ли это быть намёком на то, что он утомился и хотел моей крови? Я нащупал в кармане кошелёк Вероники, встряхнул им. Призывно звякнули монетки. Смертельно ли серебро для здешних вампиров? Я вытащил мешочек и вытащил из него золотую монету — трирему, кажется. Повертел её, мучительно вспоминая, насколько она ценна и хватит ли её, чтобы пробудить в вампире алчность. Второй такой в кошельке не обнаружилось. Генрих вскинул брови, когда я протянул трирему ему.

— Во имя Триединых я благодарю вас, — со всей признательностью, какую наскрёб в сердце, сказал я и поклонился. По идее, упоминание светлых богов рассеет подозрения в том, что мы служим Мадилу, — Непременно последую вашему совету. От всей души надеюсь, что нас не потревожат, пока мы набираемся сил. И вы…