Не стоило забывать об осторожности только потому, что первые переговоры закончились успехом.

Глава 36

Глава 36

Ноги так и норовили соскользнуть с покатого валуна. Валун, взрезавший чуть ли не центр ручья, порядком обледенел, как и его младшие братья — цепочка камней помельче. Они образовывали условную тропку от берега к нему. Онемевшие, распухшие пальцы сомкнулись на рукояти кинжала так крепко, что я был не уверен, смогу ли позже разжать ладони.

Кончик кинжала следовал за путеводными отблесками солнечных лучей на поверхности речушки. Иногда в глубине мелькало движение, солнце отражалось от чешуи, и я замахивался для удара. Но рыба проплывала мимо, прежде чем я успевал среагировать.

Сознание мутнело от голода и недосыпа. Иногда я проваливался в дрёму наяву, и только чувство падения пробуждало меня в последний момент. Губы потрескались, дышать приходилось через рот — глотать морозный воздух, который выгонял из тела остатки тепла. Смёрзший комок соплей забил нос. Воспалённую кожу под ним чертовски щипало.

Очередная неудачная попытка поймать обед — неловкий взмах едва не лишил равновесия. Вымокшие сапоги поехали по скользкому камню. Покрытые волдырями, стёртые в кровь ноги взвыли болью, и я шлёпнулся на валун, в последний миг чуть не съехав в воду. Потерянным взглядом обвёл лесной пейзаж — и остановился на тёмной точке под сосной. Терзаемый голодом разум выцепил знакомый образ и со щелчком зафиксировался на нём.

Заяц. Настоящий, живой заяц. От одной мысли рот наполнился густой слюной. Если мне удастся добросить кинжал и чудом зацепить добычу, побегу за зайцем, пока он не выдохнется, и наконец-то поем. Впервые за пять дней поем нормальной пищи. Не погрызу ветки, не наберу пригоршню поздних ягод — мелких и до ужаса кислых. Не придётся жевать грибы, сравнимые по жёсткости с башмачной подошвой. Не придётся ковырять кору деревьев, чтобы добраться до съедобного слоя, который съедобен только при наличии богатого воображения.

Воспоминание о том, как я колебался, перед тем как убить приготовленную Вероникой жертву, казалось далёким и нереальным, точно болтавшийся на задворках памяти сон. Удивительно, насколько сильно несколько суток самостоятельной жизни способны изменить человека.

Заныла спина, когда я осторожно, чтобы не спугнуть зайца, поднялся. От волнения встрепенулась привычная головная боль. Её подгоняло колотящееся сердце.

Докину? Промахнусь? Нельзя узнать, если не попытаться. Я приготовился, оттянул руку… и движение вспугнуло зверя. Он суматошно подпрыгнул и понёсся вдаль — прочь от ручья, прочь от булыжников, прочь от меня. Я застонал от отчаяния и вскинул вслед моему неудавшемуся обеду руки, точно звал его вернуться и познать честь быть съеденным. Предательский валун не выбрал лучшего момента, чтобы подсунуть под пятку впадину, в которой притаился лёд. Тело повело, и с коротким полукриком-полувсхлипом я грохнулся на колени, воткнув в дно ручья кинжал, чтобы не свалиться в воду. Отчаяние и стыд столкнулись в душе с туповатым облегчением.