– Тебе тоже когда-нибудь придется полететь, – заметил Лун. Ему не хотелось давить на мальчика, но он желал хотя бы понять, в чем дело. Горькому нравилось летать с Луном, прижимаясь к его груди, так что высоты и скорости он явно не боялся. Наверное, его страхи были как-то связаны с гибелью Медного Неба. Горький, Стужа и Шип оказались единственными, кто выжил тогда, но Скверны захватили их в плен. Лун вызволил птенцов, после чего их приютили в Тумане Индиго. Ужасы, через которые они прошли, глубоко ранили троицу, но Лун все не мог понять, как это могло повлиять на отношение Горького к полетам.

Горький прислонился к руке Луна и вздохнул. Видимо, он устал от настойчивых попыток увлечь его.

Сегодня на нижних платформах собралось много арборов; они возились в садах, пропалывали сорняки и, наверное, рассказывали друг другу о том, будут они сейчас заводить детей или нет. В основном там собрались учителя и охотники. Те, кто принял земной облик, оделись в тканые сарафаны или кожаные юбки, которые было не жалко запачкать. Один арбор уже давно подбирался к Луну и Горькому, он собирал с ветви комки мха, которые свалились с верха кроны. Их сушили и использовали для плетения. Арбор был стар – на его чешуе уже появились большие серые пятна, а в некоторых местах виднелись грубые рубцы. Когда он наконец подошел к Луну и Горькому, то сказал:

– Здравствуй, консорт. Здравствуй, малыш. – Арбора звали Штрих, и его старость нельзя было назвать спокойной. Он переболел всеми хворями, что терзали старую колонию, был ранен, когда напали Скверны, и все это сильно его подкосило. Он отложил в сторону свою сумку и сел рядом с Луном и Горьким. Его кости заскрипели, и арбор охнул.

– Так, напомни-ка, ты у нас кто? – спросил он у Луна.

– Лун, консорт Нефриты, – подсказал Лун. События далекого прошлого Штрих помнил гораздо лучше недавних, и он частенько путал Луна с консортами, которые либо уже умерли, либо много циклов назад улетели к другим дворам.

– Ах да, точно. Ты новенький. – Штрих посмотрел вниз и нахмурился. – Что это они там делают? В том бассейне.

Лун подался вперед и пригляделся. В нескольких сотнях шагов под ними несколько арборов чинили маленькую платформу. Та висела недалеко от водопада, и его брызги слегка ее подтапливали. Арборы раскапывали старый дренажный бассейн и каналы, забитые землей и заросшие сорняками. Лун сказал:

– Пытаются его расчистить. Наверное, слив засорился.

Арборы всячески старались сделать колонию снова пригодной для жизни, и дренажи с каналами, которые шли внутри древа, доставляли им больше всего трудностей. Исполинское древо вбирало через свои корни столько воды, что исторгалась она целыми потоками. Часть уходила в струю водопада, а часть по пропиленным в древе канальцам наполняла купальни и уносила нечистоты из уборных к корням. Но поскольку в древе уже несколько поколений никто не жил, каналы засорились. Арборы организовали целую команду, которая все последние месяцы только и делала, что изучала хитросплетения протоков огромного древа и разыскивала засоры. Они говорили лишь о них, и все остальные очень скоро уяснили, на каких этажах и в каких опочивальнях лучше не появляться, если не хочешь выслушать лекцию о дренаже. А о нем слушать не хотел никто.