— Блин, мелкий, ты оглох?! — разозлилась девушка, когда препятствие между головой и солнцем не исчезло. За секунду до того, как она открыла глаза, откуда-то со стороны кустов смородины донеслось Сережино «Че?».

Над лицом девушки нависла клыкастая морда Василия Федоровича. Катя, вскрикнув, мгновенно оказалась на ногах. Она побаивалась этого огромного старого кота. Его длинный рыжий мех, массивную львиную челюсть, торчащие желтые клыки, омерзительные огрызки ушей, единственный глаз и длинный хвост трубой знал весь поселок. Словно издеваясь, грязная бродячая тварь, которую местные почему-то очень любили, улеглась на расстеленное полотенце и принялась остервенело чесаться, оставляя кругом клочья линялой рыжей шерсти.

— Какой ты противный, — прошептала девушка, отойдя в траву на пару шагов. Прогонять кота она не рисковала.

— Ого! Ты такая бледная, будто и не жарилась попой кверху все время, — встрял прибежавший брат. — Че? Ты его испугалась?

Мальчик хотел погладить Василия Федоровича, но зверь, застыв с поднятой задней лапой, одарил Сережу тем непередаваемым взглядом, который знаком каждому исцарапанному владельцу кошки. У Воронецких животных не было, но Катин младший брат оказался достаточно сообразительным, чтобы медленно убрать протянутую руку еще до того, как сестра прошипела «Не надо».

— Я его уже гладил, — похвастался Сережа. — Он просто сейчас не хочет, чтобы его ласкали. А ты, правда, его боишься?

— Я не боюсь! — возмутилась Катя, надеясь, что между «троганьем» грязного кота и каким-нибудь прикосновением брата к ней все же нашлось время для мытья рук. — Он просто мерзкий.

— Не согласен. Вот если бы он «подарок» принес, ты могла бы обвинять его в марзкости.

— Мерзости, — поправила девушка, но мелкий будто не услышал.

— Женщины такое не любят. Я часто вижу, как он что-то носит: птицу, крысу, лягушку. Паука огромного один раз поймал. Он точно столько съедать не может, хоть и большой. Да и подкармливают его все, — Серый, тараторивший громко и бойко, как отличник, боящийся, что его прервут и он не успеет продемонстрировать все знания, вдруг резко замолк. На его лице проступило осознание по меньшей мере всех тайн Вселенной: — Значит, не для выживания убивает, а для чего-то другого.

Василий Федорович встал, выгнулся и, высоко подняв хвост, покинул общество Воронецких, медленно направившись через грядки к забору.

— Будто и приходил только, чтобы мне гадость сделать, — пробормотала Катя себе под нос. Поднимая порыжевшее полотенце двумя пальцами, девушка обратилась к брату: — И для чего же, ты считаешь, он это делает?