— Застрелил? — недобро сощурился Рощин.

— Ну вот ещё патроны на такую сволоту тратить! — хмыкнул Крамской. — Вот она матушка, да вот он батюшка, — он приподнял винтовку, похлопав по прикладу, штыку и вновь заржал.

Этот неприятный тип стал попаданцу ещё более неприятен. В следующую секунду по телу побежали знакомые «иголочки», пространство будто подёрнулось…

Тоха стоит в лесу, где вчера был в карауле. Вдыхает морозный воздух.

— Иди, говорю, — раздаётся сзади знакомый голос.

Попаданец оборачивается. Крамской с яростью бьёт мужика в тулупе и шапке прикладом по голове. Хруст разбитого черепа. Мужик кулём падает на снег. Подпоручик с идиотской улыбкой вонзает штык в мёртвое тело. Ещё, ещё…

Пространство снова дёрнулось.

Крамской допил чай и поставил кружку на столик:

— Ладно, пойду сосну пару часиков.

Он встал и пошёл в дальний угол теплушки к нарам. За ним последовал молчаливый Разинцев.

Тоха перевёл дух и вытер рукой вспотевший лоб, подумав: «Что за хрень?».

— С вами всё в порядке, граф? — участливо спросил Чичуа.

— Да-да, — торопливо ответил программер, — всё хорошо.

— Мне иногда кажется, — тихо, чтоб его слышали только Тоха, Зарецкий и князь, прошептал Рощин, кивнув на Крамского, — что ему совершенно всё равно, где служить: у нас ли, у комиссаров ли. Грабить и убивать везде можно.

— Вы его знаете? — также тихо спросил Тоха.

— Лично нет. Слышал, что до переворота служил артистом в каком-то провинциальном шантане.

— Чего он к нам-то пошёл? — удивился Тоха.

— Кто ж его знает? Может офицерские погоны привлекают. Не знаю.