Я задал этот вопрос контрактору, когда тот вернулся после очередного круга.

Архидемон некоторое время молчал, потом предположил:

— Они не знают где мы прячемся сейчас. Сбежали ль прочь из града, иль в тоннели точно крысы забрались. А потому должны искать под каждым камнем нас. А посему, бежим скорее. Уйдем далече — значит, мы спаслись.

— Стало быть, пока мы в безопасности?

— Я б не сказал. Как только встанет он на след, погонит вновь, как свора раненого волка.

Не нужно было объяснять, кто такой «он». Я вспомнил кошмарного мужика и поежился.

— А кто это вообще был?

— Охотник страшный и могучий. Ни ты, ни я сейчас не оцарапаем его.

— Он настолько опасен? — я коснулся дыры на рукаве, где меч охотника оставил незаживающую рану. — А ты смог бы справиться с ним, ну, раньше, до смерти?

Ворон перелетел на голову лошади и уселся лицом ко мне. Во взгляде его промелькнуло возмущение:

— Конечно, да! Всего лишь смертный не враг мне раньше был.

— Но не сейчас?

— Да.

Охренеть! За мной гонится чувак, которого нам сейчас некем валить. Просто блеск. Начинаю понимать что чувствовали несчастные утопцы в третьем “Ведьмаке”.

— Ты говоришь, что он может встать на след. А это как?

— У каждой магии, — начал объяснять Айш-нор, — свой запах есть, свой тон. Она всегда оставит послевкусье. Умеешь коль, коль дар твой был таков — найдешь, запомнишь, отследишь, но — если ты искусен.

— Стало быть, у него могут найтись артефакты, позволяющие выследить меня?

Ворон кивнул.

— Все лучше и лучше! И как его сбросить со следа?

— Бежать, не тратить сил, не колдовать. Твои уроки сей же час мы прекращаем.