Десятки брандспойтов сражались с пожаром, обрушивая в пламя тонны воды, и в конце концов старые и прогнившие деревянные перекрытия дома не выдержали напора двух стихий: шесть этажей пылающих обломков, балок, стропил и горящего скарба с треском рухнули разом вниз до самого подвала, погребая под собой подземелье, разложившиеся мертвые тела, недвижную нежить и капище Некроманта. Как слезы, брызнули вылетевшие стекла, из черных окон повалил дым и густые облака серой пыли, как будто недобрые души спасались бегством от разъяренного пламени. Остатки грязных стен и обшарпанных лестниц с грохотом сложились внутрь, и от дома остался лишь остов с пустыми глазницами оконных проемов, подсвеченных багровым пламенем, словно глаза жуткой каменной маски, надетой на пустоту…

Иван Каин стоял неподвижно, со спокойным достоинством глядя в огонь, уничтожающий его полотна. У него на груди рыдал и бился доктор Зельц, захлебываясь слезами и повторяя раз за разом одно и то же:

— Она погибла! Погибла! Моя любовь! Она погибла, сгорела! Моя любовь…

Каин одной рукой обнимал его за плечи, а другой держал накрытую простыней картину, последнее свое творение, написанное прошлым вечером. Порыв ветра откинул на мгновение простыню, открыв тем, кто желал бы это увидеть, исполненное ярости и ужаса лицо Якова Самуиловича Роговера, пенсионера и библиографа, исчезающее в языках клубящегося адского пламени.

Глава 22

Глава 22

Холодное небо было спокойным и чистым. Бледное солнце светило неярко, ровно, устало дожидаясь конца короткого дня. Деревья далекого парка на другом берегу, тягучие серые воды реки, дома и сам воздух застыли в прозрачном молчании, чувствуя морозное дыхание близкого зимнего сна. Угасающий свет тихо лился в окно и ложился на стены и пол желтоватыми длинными клиньями.

— Сегодня еще троих привезли, — сказала Алина.

Она сделала глоток зеленого чая и взглянула на Гронского. Синяки и ссадины на бледном лице превратились в смутные тени. Под белой рубашкой просвечивали повязки на груди и левой руке. Алина машинально прикоснулась кончиками пальцев к своей щеке: три длинные царапины уже давно перестали болеть и кровоточить, превратившись в розовые отметины на светлой коже.

Прошедшие две недели выдались беспокойными, но это была относительно нормальная суета рабочих будней, пусть даже причинами ее являлись отголоски тех событий, которые завершились памятной ноябрьской ночью, когда в пламени объемного взрыва сгинул зловещий лорд Марвер. Тогда, уже под утро, Гронский и Алина ввалились домой, покрытые грязью, копотью и кровью, измученные и истерзанные, в странном состоянии лихорадочно радостного возбуждения. Они так и не уснули: сидели на кухне до самого рассвета и разговаривали, словно пытаясь с помощью слов выпустить прочь из души темную мглу кошмарных переживаний.