Алина сделала паузу и посмотрела на Гронского.

— А еще я привыкла к тебе. Напрасно, наверное, но это так. Привыкла ждать, что ты позвонишь и назначишь встречу в неудобное время, что попросишь о чем-нибудь без объяснений, что категорическим тоном заявишь такое, против чего мгновенно восстанет весь мой здравый смысл и жизненный опыт. Привыкла даже вот к такому выражению лица, как будто никого нет дома, к твоей манере молчать и ничего не рассказывать до последнего момента. А теперь этого нет. Я даже твой пистолет потеряла. А нож Вервольфа забрали, как вещественное доказательство. У меня остались только воспоминания, за которые я цепляюсь, как за обрывки сна, постоянно повторяя их про себя, проживая снова и снова, чтобы не дать им потускнеть и исчезнуть.

Гронский хотел было что-то сказать, но осекся и промолчал. Алина взглянула ему в глаза и спросила:

— Ты догадываешься, кто убил Марину? Есть предположения?

Гронский поколебался и кивнул.

— И ты уже знаешь, что будешь делать дальше?

Он снова кивнул.

— И ты не скажешь мне об этом?

Гронский отрицательно покачал головой. Алина вздохнула.

— Я так и думала.

Некоторое время они сидели молча. В прощальном сиянии розового солнце уходило за край горизонта. Удачи, подумала Алина. И не забудь прихватить дробовик у входа в подземное царство. Гронский тоже смотрел на далекий закат, как будто готов был последовать вслед за уходящим светилом.

— Ладно, — устало сказала Алина. — Мне пора.

Она встала, одернула юбку и пошла к двери в коридор, но остановилась и повернулась на пороге.

— Я все равно буду ждать. В любое время. Не могу сказать, что хочу, чтобы дела у тебя пошли плохо, но надеюсь, тебе понадобится моя помощь. Ты знаешь, я могу быть полезной. Должен же кто-то подавать тебе огнеметы, отвязывать от кроватей и помогать в отношениях с женщинами.

Гронский улыбнулся, и они вместе вышли в коридор. Алина молча продела руки в рукава поданного Гронским пальто, взяла сумочку и подождала, пока он откроет дверь. Несколько раз отрывисто лязгнул замок. Алина обернулась и посмотрела Гронскому в глаза, снизу вверх. Они стояли совсем рядом, и она почувствовала, что словно касается его всем своим телом. Алина подняла руку, легко провела пальцами по его лицу, там, где еще не до конца зажили старые ссадины, коснулась длинной повязки на груди и чуть сжала руку.

— Всего доброго, Аля. Береги себя.

— Ага. Ты тоже. Пока.

Она быстро повернулась и вышла. Теперь уже навсегда.

Я закрываю за ней дверь и слышу, как стучат каблуки по ступеням лестницы. Гулко хлопает дверь подъезда. Тишина. Через минуту доносится еле слышный звук двигателя. Вот и все.