– Майор… – я кладу руку ему на плечо.

– Найду их, тварей, – все так же ровно говорит он. – Тех, кто моих ребят порешил. Найду и убью.

– Майор, ты вряд ли их убьешь, – отвечаю.

Он поднимает на меня покрасневшие, непонимающие глаза.

– Твои ребята… Они сами перебили друг друга.

Он резко стряхивает мою руку с плеча. Его зрачки сужаются, а верхняя губа вздергивается – как у собаки, готовой вцепиться в глотку:

– Ты что несешь?

– А ты, майор, глаза разуй и смотри. Только смотри не как граф Монте-Кристо, а как десантник. Расположение тел, характер ранений, позы. Не веришь – спроси у снайпера своего, Тарасевича.

Бойко оглядывает пещеру и страдальчески смотрит на снайпера. Тот отводит взгляд и пожимает плечами.

– Смотрите, товарищ майор, – севшим голосом говорит лейтенант Горелик.

Лейтенант и сапер Ерошкин стоят у подножия лестницы, они только что перевернули на бок тех двоих, что как будто обнялись на прощанье, и скорбное выражение сапера впервые полностью соответствует моменту. Два тела по-прежнему сцеплены, как будто после смерти они срослись, как будто смерть их сделала сиамскими близнецами. В каком-то смысле так оно и есть. Теперь, когда они перевернуты, видно, что тот, кто сверху, не обнимает того, кто снизу, рукой, а мертвой хваткой сжимает нож. И он по самую рукоять погружен тому, кто снизу, в живот.

Бойко внимательно, долго, молча смотрит на трупы. Потом опускается на колени перед лежащим ничком капитаном Деевым:

– Что ж ты наделал, Олежка.

Майор переворачивает труп капитана на спину. Его глаза закрыты, в груди – пять пулевых дырок, вся гимнастерка покрыта сухой кровяной коростой. В руке его что-то зажато. Я наклоняюсь, легко разжимаю пальцы и забираю из ладони покойника хрустальный пузырек с чем-то темно-рубиновым внутри и с притертой пробкой.

Что-то не так. Есть какое-то несоответствие между простреленной грудью Деева, его рукой и этим кругленьким пузырьком. Я закрываю глаза, я сжимаю пузырек в пальцах, как сжимал его Деев, – и понимаю, какое.

Этот хрусталь – он теплый. И рука капитана, его сжимавшая, – тоже теплая. А пять смертельных ранений должны были сделать человека холодным.

Я опускаюсь перед Деевым на колени и кладу пальцы ему на шею.

Пульс есть. Сердце бьется.

Часть 5

Часть 5