– У меня очень распространенный тип лица.

– На охранника вы не похожи!

Мужчина тем временем закончил делать заказ, на неплохом английском представился Иоганном.

– Вы по делам приехали в Союз или как туристы?

– Мы приезжали навестить могилу нашего сына. И решить вопрос с нашей внучкой.

София сжала губы, в глазах Иоганна поселилась боль.

– Вы же немцы?

Дополняя друг друга, пара рассказала свою историю. Иоганн и София были из числа левых активистов из Саарской области, которая в массе была населена немцами, но после Первой мировой войны и поражения Германии управлялась Лигой Наций[1]. В тридцатые годы немцы потребовали провести референдум о принадлежности Саара среди его жителей, и большинство проголосовало за Германию. Штурмовики начали репрессии среди леваков, шла охота и за семейством Лосте. У пары был сын-подросток Губерт. Скрываться с ним было тяжело.

Пара попросила советского журналиста Михаила Кольцова, который знал их многие годы, спрятать Губерта в Союзе. Тот согласился. Десятилетнего Лосте в 1933 году привезли в СССР.

Паренек нахватался левых взглядом от родителей, даже дрался со скаутами – Кольцову пришла в голову идея раскрутить «немецкого пионера». Встречи со знаменитостями, фотографии в газетах, лекции об угнетенном положении трудящихся в Европе. Нацизм уже пер как танк – такая пропаганда была актуальна и понятна, тем более по итогам поездок по СССР Кольцов с любовницей написали под именем паренька книгу «Губерт в стране чудес». Как «немецкий пионер» увидел Советский Союз и полюбил его.

А вот дальше дела не задались. Биологические родители планировали отдать Губерта в Союз на пару лет, пока не определится подвешенное состояние Саара, но в итоге подросток угодил в самое пекло тридцатых. Репрессии, культ личности… Сначала Губерт жил в квартире Кольцова. Но того арестовали как врага народа, троцкиста и члена террористической организации. Как только журналист отправился в тюрьму, пропагандистская машина потеряла к нему интерес. Парня перестали звать на встречи с трудящимися, пионерами, а после начала войны вообще отправили на спецпоселение в Казахстан, где он вынужден был работать пастухом.

– Наш сын катился по наклонной… – тяжело вздохнула София. – Два раза попадал в тюрьму.

– Мы искали его через Красный Крест, – добавил Иоганн. – Нашли. Но въезд нам разрешили только после смерти Сталина.

– Николас, я вас узнала! Вы Орлов, русский спецназовец. О вас писала западногерманская пресса!

Я мысленно застонал. Надеюсь, не с той морской фоткой? Это все плохо кончится!

– Сначала я хочу услышать финал этой истории! – отмазался я.