Наша миссия: «Мы создаём мир идей для счастья взрослых и детей»
Увертюра
Увертюра
1
1
В ДАННОЙ ТОЧКЕ ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВА этого мира Анна готовит себе макароны с сырным соусом. Однако о макаронах, которые разварились до совсем уж неаппетитного состояния, она и не думает. Так же как не думает и о том, над чем обещала себе поразмыслить во время этого короткого перерыва, – о своем соло для прослушивания. Но даже будь это единственным, что занимало бы ее мысли в оставшиеся до выступления дни, она все равно не смогла бы исполнить его идеально.
Вместо этого она представляет, как опускает левую руку в подсоленную воду, весело булькающую в кастрюле. Такие идеи посещают ее регулярно, хотя в реальности она, конечно, никогда бы не сделала ничего подобного. Это все равно что стоять на краю высокой скалы, испытывая необъяснимое желание прыгнуть. Не раз она воображала, как разбивает кулаком оконное стекло. Или как в ее запястье вгрызается любящая полаять соседская овчарка по кличке Уэнделл. Или как она опускается на колени и кладет ладони на подъездную дорожку, ведущую к дому, как раз в тот момент, когда машина родителей сдает назад, и колеса медленно наезжают на ее руки, вдавливая их в бетон. От постоянных занятий кисть безостановочно пульсирует, и она воспринимает эти странные видения как ментальный способ преодолеть боль, в некотором роде взять над ней верх.
Резкий телефонный звонок нарушает тишину, эхом разносясь по дому. Анна даже не двигается с места, чтобы взять трубку. Кто вообще звонит в такое время, в середине дня? Разве что торговые представители да какие-нибудь агентства, проводящие социологические опросы. Или Элиза. Боже, должно быть, это и вправду Элиза. Анна закрывает глаза, дожидаясь, когда телефон перестанет звонить. После нескольких секунд тишины звонок раздается снова. Это точно Элиза.
Элиза стала ее лучшей подругой с тех пор, как в возрасте пяти лет они начали вместе ходить на плавание. Анна и по сей день так представляет ее другим: «Моя лучшая подруга Элиза». Однако в последнее время ей кажется, что это звание слегка устарело, как заношенный и севший после многих стирок свитер. По правде сказать, сейчас ей трудно испытывать к Элизе что-либо, кроме раздражения. Ее стало слишком много, и слишком много всего было в ней.