Конечно, я не был уверен. Я даже не знал, живы мы или нет. Но давно понял, что в трудных ситуациях лучше всего уверенно убеждать других в благоприятном исходе. Глядишь, и сам в это поверишь. А там и удача притянется.
Постояв в обнимку какое-то время, мы продолжили обход поезда. Осматривая лавки, я заметил, что у некоторых под сиденьем есть странные ниши, вероятно, для багажа. Поборов смятение и приструнив фантазию, которая нашёптывала мне, что во тьме под сиденьями можно найти что угодно – от черепов до дохлых крыс, – я начал обшаривать отсеки. Первым я нащупал роман в мягком переплёте, написанный на неизвестном мне языке. Судя по обнимающейся на обложке парочке, он был о любви. Следующими моими находками стали ручка от чемодана, смятые обёртки от конфет, старый шарф, сломанный карандаш и потрёпанный плюшевый пёсик с пуговицами вместо глаз, которого Яга тут же прижала к сердцу. Я вспомнил её комнату, которую она пыталась сделать уютной: мягкие игрушки, яркие бумажные поделки, осколки зеркал и другие милые мелочи, заботливо расставленные то тут, то там. Должно быть, Яга будет сильно скучать по своему любимому дому, как я порой тоскую по библиотеке. Закончив с одним вагоном, мы перешли к следующему. Там уже орудовали Лёд и Эй, они тоже додумались заглянуть под лавки и уже выгребли кучу разного хлама. Увидев игрушечного пса, Заноза с завистью посмотрела на Ягу, но ничего не сказала.
– Глаза можешь завязать шарфом, а в качестве бубна возьми эту пустую консервную банку, – предложил Лёд.
– Банка слишком звонкая, – заявила Яга, и Лёд тут же принялся обматывать её старым чулком.
Врач и Булочка не соизволили присутствовать на спиритическом сеансе Яги, в то время как мы постарались обустроить всё так, как она требовала. Найденную по всему поезду рухлядь мы сложили у стены (к сожалению, ничего интересного не нашлось), лампы прикрыли ветошью, отчего в вагоне воцарился полумрак. Яга уселась между цветущими ветвями и замотала глаза старым красным шарфом. Я, Лёд и Эй устроились неподалёку на одной из лавок, сев поближе к друг другу. Я не знаю, как Врачу удавалось оставаться спокойным в этом жутком поезде, сидя в пустом вагоне. Даже я, привыкший к многолетнему одиночеству, трусливо жался к Эй и её спутнику, а также не сводил глаз с Яги.
Шаманка принялась постукивать по самодельному бубну, раскачиваясь из стороны в сторону. А потом завела свою песню, звуки которой с первых секунд пронзили каждую клеточку моего тела. Хотя я уже был не так напуган, поскольку слушал её пение не в первый раз. Я посмотрел в окно. Тьма всё так же обволакивала поезд. Проникнуться моментом и впасть в транс вместе с Ягой мне мешала Эй: она ёрзала, беспрестанно чесалась и вздыхала. Лёд приобнял её за плечи, но это не помогло. Пару раз Эй пыталась что-то сказать, но мы пригрозили ей тем, что отправим к Врачу, и она притихла. Но было видно, что сидеть молча ей трудно.