Светлый фон
Папы нет в спальне. Захожу в свою комнату, в неподвижную камеру и голографирую в штаб-квартиру К2П. Отец сидит за рабочим столом, где разложены законодательные документы Дженевы. Раньше я отцовскую решительность довести мамино дело до конца считала благородством. Теперь испытываю отвращение. Мы, дети из его плоти и крови, тоже страдаем. Вряд ли он по-настоящему понимает, что ожидает Кей. Хватаю спинку стула и резким движением разворачиваю к себе.

– Что? Силия?

Что? Силия?

– Ты должен помочь. Очнись, папа, – трясу его стул, – хочешь и ее потерять?

Ты должен помочь. Очнись, папа, трясу его стул, хочешь и ее потерять?

* * *

Солнечный свет струится сквозь занавески, прогоняя сон, как туман над морем.

Но не комок в горле и не ручейки, бегущие по щекам. Я лежу на полу в спальне М.М. среди разбросанной со вчерашнего дня одежды. Слезы, высыхая, стягивают кожу. Все правильно. Счастье рождает воспоминания.

По крайней мере, я проснулась в доме, а не в океане. Все же я боюсь снова найти ее образ во сне. Боюсь увидеть ее глаза, когда закрываю свои. Боюсь, что сделала неправильный выбор, что, несмотря ни на что, она – моя Кей, а я – Силия, а не Си. Рука все еще чувствует шелк ее волос. Сердце, как губка, впитывает фальшивые воспоминания. Я бы плыла уже где-нибудь в море, если бы не Герой, обнимающий меня за талию, и не наши переплетенные ноги.

Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него: парня, который меня спасает. Его челка закрывает правый глаз. Губы во сне слегка приоткрыты. Провожу пальцем по ним. Вспоминаю, как рассматривала его когда-то. Улыбаюсь впервые за три года.

Улыбка исчезает. Если я похожа на Силию, значит, и Герой на кого-то похож? Ну и что с того? Его лицо принадлежит ему. Для меня оно такое же красивое, как и голос. Парень дарит жизнь своему лицу, а не наоборот. Я любуюсь им еще минуту. Затем выбираюсь из объятий, заворачиваюсь в полотенце, как в платье, и иду на кухню, чтобы заварить чай из одуванчиков.

Пью его торжественно, будто он подается в фарфоровой чашке. Горячая керамика болью отзывается в пальцах. Боль – такое же ощущение, как теплый пар на лице, свежий морской ветер, прохладная утренняя бодрость, когда открываю дверь в ярко-синее небо, прошитое белыми чайками. Без ощущений нет жизни. Черно-белые дни похожи на странный сон. Может, мое беспокойство и чувство вины тоже пройдут, как грезы, и не будет иметь значение, люди мы или нет. Мы станем единственными в мире.

Единственными в мире.

Единственными в мире.

Выпитый чай комком подкатывает к горлу.

Завариваю свежий, беру кружку и ставлю ее на пол спальни. Сама опускаюсь на колени возле Героя.