– Приготовьте оружие! – прорычал кто-то.

Ларк выглянул за стену, но в воздухе летала пыль, и он не мог рассмотреть даже очертания заводских башен, если они, конечно, все еще стояли.

По приказу Трона они надели шлемы, которые обладали инфракрасными датчиками. Они указывали на источники тепла, но во время взрыва это только отвлекало. Поэтому Ларк просто выключил эту функцию.

Они ждали. И снова ждали.

– Там кто-то идет! – воскликнул Грамп: сквозь смог пробирался чей-то темный силуэт.

– Что нам делать? – спросил Фокс, смотря на Флай. Та уже сняла свой пистолет с предохранителя и прицеливалась.

– Стрелять, – сказала она.

– А что, если там кто-то, кого мы знаем? – Оружие тяжело лежало у Ларка в руках. Он не мог и не хотел им пользоваться. Даже мысль о том, что ему придется стрелять в кого-то, кого он, возможно, знал всю свою жизнь, была для него невыносима.

– Все равно, кто это, сейчас он наш враг, – прошептала Флай. – Ты не слышал, что говорил Трон? Если мы выживем и проявим себя в этом бою, мы сможем отсюда выбраться.

Она прицелилась и выстрелила. Человек рухнул на пол, будто кто-то нажал кнопку «выключить».

Флай выдохнула и убрала оружие. Она подняла козырек шлема и смахнула пот со лба. Ее лицо было белым как мел. Фокс сразу же бросился к ней, но она мягко оттолкнула его.

– Мы стреляем, – повторил Грамп.

Следующие выстрелы произвел БойБот, у которого не было совести, убивать людей ему поэтому было несложно. Он пролетел над стеной и стрелял в пыль, кажется, даже не целясь.

– Подумай о сестре, – прошептал Грамп. Кандидат снял с прицела оружие Ларка и поднял ствол выше. На пистолете загорелась зеленая лампочка.

– Мы должны справиться с этим.

– Я не могу, – говорил Ларк. По его лбу текли капли пота. Ему казалось, он едва мог дышать.

– Мы справимся. Вместе.

Они стояли у стены плечом к плечу. Фокс и Флай брали пример с часовых и открывали огонь, как только замечали малейшее движение в пыли.

– Давай, – прошептал Грамп.

Ларк не мог двигаться. Сумасшедшие часовые вокруг кричали «убивайте повстанцев». Он и так уже обвинял себя в том, что причинил людям слишком много боли.