— Вот как мы поступим, — произнёс он после небольшой паузы и уже совершенно другим тоном.

Дальнейшее напоминало детектив времён последнего царя или зари коммунизма — путешествие в стогах сена, переодевания в крестьян и всё в таком духе. Но слово своё Игорь Андреевич сдержал, и через шесть дней мы сидели в задней комнате трактира с невероятным названием «Сытый папа», и излагали свои условия трём очень солидным джентльменам, представляющим здесь местный вариант МГБ, а, заодно, и министерство обороны. Хотя на столике стояли тарелки с закусками и даже квадратный графинчик с тёмно-коричневой жидкостью, очевидно, псевдоконьяком, никто не притронулся к их содержимому. На первом месте стояли именно переговоры.

Карту железной дороги я запомнил довольно точно. Да и не нужна была карта на самом деле, городишко Кряжи находился под самым боком Тьмы, граница Нулевой и Первой Зоны, по принятой в «Эгиде» классификации. И от него до «Объекта 17С» железнодорожная ветка уже была проложена. Леса, болота, близость Тьмы, а, до недавнего времени, и вообще её покров, сохранили существование дороги в тайне от людей. Хотя, возможно, кто-то и видел уходящие в никуда рельсы, но никому и в голову не пришло исследовать, куда они ведут. План наш был наглым, дерзким и абсолютно, стопроцентно предательским по отношению к ВНР. Потому что я хотел продать соседям содержимое секретного полустанка. А для его вывоза высадить в нашем тылу десант большесольцев, после чего они, уже на бронепоезде спокойно доедут до своих Кряжей и даже до Больших Солей, только патронами и пулемётами надо будет запастись.

Соседи нашими сведениями заинтересовались, очень заинтересовались и мы приступили к главному — обсуждениям условий сделки. Собственно торги вёл переговорщик со стажем Станислав, я полностью доверял ему в этом плане. Условия он затребовал просто драконовские — для них, разумеется — двадцать процентов от стоимости переданного добра. Джентльмены настаивали на пяти от вывезенного, на что Стас резонно возразил — мол, если вы пролюбите, так и сказал «пролюбите» такой подгон, то мы почему должны страдать? Потом, правда, согласился, что двадцать процентов, это чересчур, но вот пятнадцать… Сошлись на двенадцати, при условии, что я полечу в самолёте-разведчике.

Полёты на аэропланах не входили в мои планы совершенно, но резон в этом требовании был. Противная сторона вообще, поначалу, настаивала на нашем личном участии в экспедиции, но Станислав так громко рассмеялся на это, что представители сопредельного государства заозирались по сторонам. Однако в комнатёнке мы были одни, ничьего внимания его ржание не привлекло, и переговоры, вскоре, возобновились. Но даже ежу было понятно, что без предварительной разведки там делать было нечего, а, поскольку, я был единственный, кто видел всё это собственными глазами, то мне и лететь.