Светлый фон
Позже, в сумерках где-то высоко за спиной стучит Мишкин топор, умытые дети спят в скомканном спальнике. Я веду её к воде – босую, безвольную; она ступает доверчиво и сонно, почти не глядя под ноги, и усаживается там, где я отпускаю её, похожая на марионетку с обрезанными верёвками. Я стаскиваю с неё Серёжину вытянутую футболку. Её руки послушно поднимаются и падают на колени ладонями вверх. Я полощу мятый кусок хлопка, отжимаю его, холодный, потяжелевший, и протираю осунувшееся белое лицо, остро торчащие ключицы, маленькие распавшиеся груди, выпуклый твёрдый живот; виски, запястья и опухшие болезненные щиколотки.

– Всё будет хорошо, говорю я.

– Всё будет хорошо,  говорю я.

Хорошо, хорошо, хорошо. Она едва заметно кивает, и прядь её неровно обрезанных волос щекочет моё плечо.

Хорошо, хорошо, хорошо. Она едва заметно кивает, и прядь её неровно обрезанных волос щекочет моё плечо.

– Завтра, говорю я отёкшим бледным ступням. Зав-тра.

– Завтра,  говорю я отёкшим бледным ступням.  Зав-тра.

Мы возвращаемся к горячей оранжевой точке костра, и пёс, тяжело припадая на переднюю лапу, ковыляет за нами.

Мы возвращаемся к горячей оранжевой точке костра, и пёс, тяжело припадая на переднюю лапу, ковыляет за нами.

– Завтра, говорю я и ему тоже.

– Завтра,  говорю я и ему тоже.

Вернувшись к костру, я наклоняюсь над спальным мешком и проверяю девочку – жаркую, спящую, мою. Мне нужно понюхать крошечную влажную щёку и шепнуть в спутанные лёгкие волосы – «завтра». Завтра. Мишка сидит у огня, локти растопырены на широко расставленных коленях; круги под глазами, тёмные тени на щеках, возле левого ботинка – беззащитно распахнутый рюкзак.

Вернувшись к костру, я наклоняюсь над спальным мешком и проверяю девочку – жаркую, спящую, мою. мою. Мне нужно понюхать крошечную влажную щёку и шепнуть в спутанные лёгкие волосы – «завтра». Завтра. Мишка сидит у огня, локти растопырены на широко расставленных коленях; круги под глазами, тёмные тени на щеках, возле левого ботинка – беззащитно распахнутый рюкзак.