…Я вижу себя идущим по улице, слабо освещенной раскачивающимися висячими фонарями. Это — февральский вечер. Снег еще не тает, но уже начал темнеть.

Ветер дует порывами. Я расстегнул ворот, жадно дышу; побежал бы, — такая беспокойная радость на сердце, — но не подобает шестикласснику бегать по улицам.

То непередаваемое предчувствие счастья, которое испытали, наверно, и вы в свои отроческие годы, нахлынуло на меня в тот вечер с особенной силой. И что особенное случилось со мной? Попалась хорошая книга в библиотеке, да ветер повстречался в пути. До смерти люблю такой вот стремительный, влажный ветер. Пусть бы всю жизнь дул мне в лицо, шумел в парусах над головой, швырял пенистые брызги о борт!..

А книжка, которую я бережно укрыл на груди между пальто и курткой, была изрядно потрепана, и корешок ее разбит, и отдельные листы надорваны. Это-то и привлекло меня к ней. Каждому известно: храбрых солдат узнают по шрамам, интересные книги — по числу недостающих страниц.

Я выхватил книгу из рук мальчика, который принес сдавать ее. Рисунок на обложке был заманчив. Человек с гребня горы смотрел на лежащую внизу долину. Она покрыта была лесами, а между деревьями поблескивала вдали целая цепь озер и поднимались фонтанчики гейзеров.

Я перелистал книгу…

«Мираж, — шумно перевел дыхание Костяков, — земля привиделась нам. Утром здесь снова будут снег, торосы…».

«Ночь на пороге загадочного мира прошла тревожно. Будто огонек сверкнул в тумане, снова заполнившем впадину. Или это звезда отразилась в озере? Настороженное ухо ловит звуки, доносящиеся снизу. Они приглушены туманом. Путешественники гадают: «Рев зверя, да?.. А это похоже на барабанный бой! Светает…»

— Я беру эту книгу, — вскричал я, оттесняя плечом соперников. — Будьте добры, товарищ библиотекарь… Я давно хотел «Землю Санникова», именно ее…

И я поспешно ушел.

Как близки были мне сейчас тревога и нетерпение путешественников, ждавших утра, чтобы перешагнуть порог открытого ими мира!.. Я не дождался утра. Из потаенного ящика я вытащил свечу, пристроил возле постели и загородил огонек «Алгеброй» Киселева, поставленной стоймя.

Свеча потрескивала, оплывая, страницы шуршали, из соседней комнаты доносились мерный храп, иногда сонное бормотание, — сестра разговаривала во сне. Все это совершалось где-то очень далеко, в другом измерении. Гораздо ближе, совсем рядом со мной слышались охотничьи клики онкилонов, грозный рев мамонтов и ровный голос Горюнова, начальника экспедиции, которая, продвигаясь в глубь острова, методически раскрывала одну тайну за другой…