— Да, задал ты мне работу! — Андрей засмеялся озорно и весело. — Нет, осенило меня сразу, только дочитал в твоем письме, помнишь, с мыса Челюскин, до «неисчерпаемых запасов угля». Метнулся в библиотеку, листаю Миддендорфа. Ура, есть подтверждение! Раскопал библиографическую редкость, Третьякова о Туруханском крае, — то же!.. Представь, у Элизе Реклю, и у того нахожу упоминание о подземных пожарах угля!..

Я молчал, любуясь его счастливым волнением. По-видимому, он истолковал мое молчание иначе, смущенно покашлял, прошелся по комнате и, остановившись подле моей кровати, с неуклюжей заботливостью поправил сбившиеся подушки.

— Как же ты, дружище (он сказал это совсем тихо), сам-то как прозевал разгадку… Был, можно сказать, на пороге, шаг бы еще, и — вот она, наша Зеленая страна!.. А не угадал, не сделал этого шага…

Он зажег электричество. Присев на край кровати, расправил на одеяле карту Таймыра.

— Взгляни на эту часть тундры, — тон его был уже сух и деловит. — С запада — Енисей, с востока — Хатанга, на юге горный кряж Путорана, он же Большой Камень, и вот на севере таинственные ущелья Бырранга. Посредине на сотни километров раскинулись моховые равнины и лайды[3]. Унылый пейзаж, скажу тебе: снег, вода, мох, камень. Чем дальше на север, тем больше этого камня, гористее местность. За 75-м градусом северной широты каменистые голые сопки сливаются, наконец, в скалистые вершины Бырранга. Тут, по данным позапрошлого года, считался предел человеческого обитания на Таймыре. И то летом, заметь. К южному склону Бырранга летом прикочевывало с юга несколько десятков нганасан месяца на два, рыбачили на озере. Вот оно, озеро. Как ты, наверное, догадываешься, мы с тобой находимся именно здесь!..

Красным карандашом Андрей обвел кружок в том месте, где озеро заливом вдавалось в горы.

— Наша экспедиция двинулась отсюда, — продолжал он, рисуя толстые стрелки, направленные острием на север, — от Большого Камня, точнее, края леса, где проходит Хатангский тракт, соединяющий Дудинку с Хатангой, и тянется почти по самой «опушке» цепь станов-зимовий. Тут живут эвенки и долгане (саха). Нганасане называют их «лесными людьми». Из этого можно заключить, что сами нганасане расположились еще севернее. Наш этнограф назвал их пышно — аванпост человечества на Крайнем Севере. До революции их называли иначе — самоеды, самоядь. Зимуют они на границе леса и тундры, летовать уходят в такую тундровую глушь, куда не рискнет забраться ни один эвенк. Ну, у нас и возник план: проникнуть в глубь Таймыра с их кочевьем.