— Я вижу, — начало оно, — что вы житель старого мира. Кто вы такой?

Голос у него был приятный, а произношение вроде американского.

— Лемюэль Гулливер, моряк, потерпевший крушение, к вашим услугам. Не скажите ли вы мне, что это за остров, куда я попал, и с кем я имею честь говорить?

— Остров этот — Фула-Туле-Ультима-Туле — единственное место на земле, ушедшее от варварства. Случай оказал вам большую услугу, забросив вас сюда.

Говоривший вынул одну руку из сапога, снял очки и замигал светлыми, близорукими глазами. Теперь я мог удобнее рассмотреть его. По лицу его можно было принять и за старика, и за старуху, так как никакой растительности на этом лице не было. Но выражение лица было умное и хитрое.

— Я понимаю ваше затруднение, — сказал он. — Можете считать меня мужчиной, хотя для существ первого разряда, к которым я принадлежу, пол упразднен. Это было, пожалуй, худшее из зол природы, в течение столетий побежденных, наконец, нашей цивилизацией.

— Но тогда, значит, ваша раса или класс существ, к которому вы принадлежите, обречен на вымирание?

— Несомненно, она вымирает, — снисходительно усмехнулось странное существо, — но менее быстро, чем мог бы предположить варвар. Рост знания принес с собой долговечность. Мне вот уже сто девяносто два года. Разумеется, конец придет и для меня, если на то пошло. Почему бы и нет?

Я смотрел на него и думал, что с эстетической точки зрения, действительно, не жаль будет, если эта уродина исчезнет. Странное существо снова надело очки и растянулось во всю длину на песке, словно утомленное стоянием даже и на четвереньках. И продолжало:

— Смерть индивидуума, конечно, до известной степени есть признание в своей несостоятельности. Она обозначает неспособность приноровиться к окружающей среде, вытекающую, главным образом, из невежества. Вымирание целой расы может быть совсем иным — она сделала все, что могла, и больше на земле ей делать нечего. Как бы то ни было, ясно, что последний из нас, тот, кто переживет всех прочих, будет представлять собою высшую степень развития всех возможностей, заложенных в человеке. Я иногда размышляю о том, кто из нас будет этим последним. Может быть, профессор М6403 из Департамента Внешних Дел. Некоторые уверены в этом, в том числе, я полагаю, и сам он. С другой стороны, возможно, что этим последним будет не он, а я. Как бы то ни было, нас осталось еще несколько тысяч, и в данный момент подобные гадания могут показаться вам праздным занятием.

Платье мое еще не просохло; я озяб, устал и проголодался. И его болтовня о профессорах и о том, кто кого переживет, нимало не интересовала меня. Я рискнул поставить ему на вид, что в данный момент я больше всего нуждаюсь в отдыхе и пище.