— А что, у вас и так бывает?

— Говорят, что бывает, — вздохнул Йаати. — Как вот Синие Шары, которые в вентиляции живут и током в глаз бьют тому, кто заглядывает. Наяву я их, правда, не видел, — только слышал, как подлетают к решетке и жужжат… Морру вот видел, и не раз, — она мне такого ничего не сделала, так ведь не расскажешь!.. А мальчишки не знают же. Вот и пугают друг друга. Ну и родители, конечно, жмут, — в семь часов дома, и всё тут. Это я один такой счастливый ночами рассекаю… думал, ещё кого встречу, ну, такого, — так фиг же… То ли прячутся лучше, то ли нет просто больше никого… А в школе что? На дерево залез, — дурак. Книжку читаешь, — не дурак. А я с тех книжек мучаюсь, — люди, понимаешь, приключаются, а я тут пузом на полу лежу и только слюни пускаю… Это всё равно, что книгу о здоровой пище на голодный желудок листать, — язву заработаешь, и только. Нет, если бы у нас какие юные разведчики были, — я бы туда пошел, конечно. Если бы там дело настоящее было, а не так… у клумбы дозором стоять или на собраниях чахнуть. Так-то я и на аэродром ходил, и в цирк, и ещё много куда, но меня все шугали, — мол, маленький ещё, и вообще, иди нафиг. «Мальчик, вытащи руку из жопы! И вообще, отойди от лошади!», — противным взрослым голосом выдал Йаати, и Шу опять бессовестно заржал.

— Дурак ты, — сказал он вдруг, успокоившись. — Дубина стоеросовая. Я бы на твоем месте ноги родителям целовал, — просто потому, что они есть. И радовался, что из дома можно среди ночи выйти, и не бояться, что убьют, — это, правда, прозвучало не зло, а, почему-то, неожиданно с грустью.

Йаати смутился, чувствуя, что жарко краснеет до ушей. Сейчас он в самом деле чувствовал себя очень глупым и очень виноватым почему-то…

Вокруг что-то изменилось. Йаати замер, пытаясь понять… и тут почувствовал, что тонет во внезапно загустевшем, ставшим вдруг горячим воздухе. Все звуки завязали в нем, Шу что-то говорил ему, но Йаати его уже не слышал. Впрочем, что происходит, он понял и так, — переход. Сидя в этом дурацком бассейне, они заболтались и совсем забыли про него. Впрочем, это уже не имело значения, — всё равно, неважно же, где они сейчас сидят и что делают…

Йаати почувствовал, как его словно вжимает в себя. Цвета вокруг поплыли, мир принял какой-то сюрреалистический вид. Лампы стали черными, всё вокруг застыло. Йаати не представлял, как может видеть что-то такое, не распадаясь мгновенно на атомы, — но и мысли в нем уже как-то тормозились, вязли…

Вдруг ему показалось, что пол под ногами исчез, и он падает куда-то, бесконечно глубоко вниз. Мир вокруг странно исказился, словно в кривом зеркале, — и в последний уже миг Йаати понял, что они с Шу сейчас тоже исчезнут отсюда, — окончательно и бесповоротно…