* * *

Мы возвратились домой, ты был очень доволен, так доволен, как никогда. Ты скормил мне все мясо, что было в холодильнике, и весь запас крови. Ты разрешил лежать рядом с собой на диване и положить голову себе на грудь, хотя я видел, что тебе было тяжело. Ты гладил меня, проводя пальцами вдоль изгибов моего тела, и хотя я едва ощущал твои прикосновения, все мое тело жалось и окатывало ни с чем не сравнимыми волнами удовольствия. Мы были одним целым, ты и я. Я очень хотел, чтобы ты мной гордился, чтобы ты был мной доволен. Я не понимал, как другие братья могли обижаться на хозяев, и даже сердиться на них, для меня было счастьем просто быть рядом с тобой. Я только очень досадовал, что у тебя нет детенышей, другим братьям разрешалось забавляться с ними, катать на спине и даже носить в зубах. У тебя не было женщины, чтобы она принесла тебе детенышей. Но хоть и с трудом, я понимал, что должно быть, просто еще не настало время для этого.

Пока что я наслаждался близостью к тебе, твоим одиночеством, не деля тебя ни с кем.

А потом случилось это.

В тот день ты опять был хмурым, как перед испытанием с Убийцей. Ты увез меня в странное место, и поместил к другим братьям. Насколько я понял, у этих братьев не было отдельных хозяев, а только один, что очень меня удивило. Но не успел я расспросить их, как снова появился ты, одетый очень странно, и с тобой были еще несколько таких как ты. Вы повели нас куда-то в очень странный дом, где заперли в большой комнате. Там мы пробыли очень долго, но никто из братьев не знал причины, по которой мы все были здесь. Странно, но иногда нам казалось, что дом куда-то летел. Наверное, это было оттого, что мы все были в незнакомой ситуации.

Потом за нами пришли. Несколько таких, как ты, со странными намордниками на лицах вывели нас из дома, и я мог бы поклясться, что никогда не видел того, что мне довелось увидеть, выйдя из летучего дома. Небо вместо синего отливало черно-багровым, вокруг высились скалы, коричневые и черные. Когда я ступил на почву, я провалился в нее почти по щиколотку, в серо-бурый пепел.

Потом я увидел тебя. На тебе был такой же намордник, как и на остальных, и много странной одежды. Ты шел медленно, и я услышал страх и волнение всеми фибрами восприятия. Как же так? Что могло так напугать тебя, бесстрашнейшего из таких, как ты? Чего тебе бояться, когда рядом я?

И все же ты боялся. Ты вообще вел себя странно. Несколько других, таких как ты, окружили тебя. «Давайте все-таки обнимемся на всякий случай», вот что ты сказал. Когда другие, наконец, перестали тискать тебя, я тихонько подобрался к твоей ноге, и с урчанием потерся об нее. И в испуге отскочил, расшифровав, наконец, источник твоего страха.