— Я вылечился, — сказал один из оставшихся ртов. — Но драться мне нечем — эти пятеро меня никогда не слушали. Надеялся, что ты сдохнешь быстрей меня.

— Нет. Только после тебя.

Опираясь на щупальца Комка, я встал, склонился над Некромантом. Наше оружие оказалось слишком убийственным для нас самих. Быть может, мы слишком мало думали о защите в стремлении победить врага?

Мы, первые игроки в этой Игре, умирали последними. Но был ещё третий, и его можно спасти.

Я протянул правую руку и взялся за рукоять сабли. С трудом потянул и чуть не свалился — клинок на удивление легко вышел из кости. С хлюпаньем рана затянулась. Это хорошо. Больше шансов на успех.

— Прощай, — сказал я Алексею и разрубил его рот, саблей разделяя то, что осталось от Руки Бога с туловищем.

Некромант дёрнулся, его тело выгнулось… и замерло, а в сторону откатилось пять голов с искажёнными мукой лицами.

Я закашлялся, обливаясь кровью, стиснул зубы, будто бы это могло её остановить, и последним усилием вызывал совершенно несуразный ошмёток крыла, в которое переложил саблю.

«Что ты?..» — начал Комок, но я не дал ему договорить, отрубив себе левую руку. Из обрубка в поисках того, к чему можно припасть, высунулась пасть, и я последним движением приставил её к ране, образовавшейся на теле Алексея, когда я отрубил Руку Бога. Пасть впилась в плоть, вкрутилась в неё. По телу прошла судорога. Голова будто начала лопаться, но в этот раз на ней проступили черты лица — рот, нос, глаза…

Я свалился в прах и закрыл глаза. Всё. Теперь можно умирать. Как ты и сказал, Комок, когда я сдамся, ты займёшь моё место. Вот тебе новое тело. Живи, Комок. Моё место теперь среди мёртвых.

Кто-то схватил меня за волосы и проволок по камням. Швырнул меня о неровную твёрдую землю. Стальная хватка сжала рану…

Боль пронзила мою ключицу, но второй приступ мучений, куда худший, коснулся моей головы — в неё будто вогнали раскалённый стальной прут. Я открыл рот, чтобы закричать, но из него вырвался лишь поток крови и желчи.

— Так не пойдёт, — сказал Комок голосом Алексея. — Я не могу оставить тебя без компании.

Третья вспышка боли, четвёртая… Я уже знал, что их будет шесть — от первого прикосновения и по счёту каждой из голов — и приготовился к этому.

— Был я один, теперь будет пять собеседников. А то с кем тебе говорить, когда меня не станет?

Последняя. Я взвыл, когда жизнь начала возвращаться в моё тело. Я корчился, стенал и скрёб пальцами правой руки бесформенный сгусток там, где должна быть левая рука.

— Вот так, — насмешливо сказал Комок. — Вот так. Люди должны кричать, когда им дают жизнь. А мне нужно кое-что сделать.