Наспех попрощавшись с Данилой и поблагодарив его, Артем поспешил за Мельником — по лестнице, ведущей в переход на Арбатскую.

— От Хантера никаких известий нет? — несмело спросил он, еле поспевая за широко шагавшим сталкером. — В прямом смысле известий — нет, — через плечо глянув на Артема, ответил Мельник, — зато с ВДНХ даже слишком много.

Артем почувствовал, как у него сильнее забилось сердце. — Какие? — он постарался скрыть свое волнение. — Хорошего мало, — сухо сказал сталкер, — эти ваши черные опять в наступление пошли. Неделю назад был тяжелый бой. Пятеро человек погибли. Их там, кажется, все больше становится. Со станции вашей люди начинают бежать. Говорят, не могут ужаса выдержать. Так что прав был Хантер, когда говорил мне, что у вас там что-то жуткое кроется. Чувствовал он. — А кто погиб, не знаете? — испуганно спросил Артем, перебирая в голове — кто должен был в этот день дежурить, неделю назад? Какой это был день? Женька? Андрей? Только не Женька… — Откуда мне? Да там ведь мало того, что нежить эта лезет, так еще и с туннелями вокруг Проспекта Мира какая-то чертовщина. Люди память теряют, несколько человек по пути умерли. — И что же делать? — Сегодня заседание Совета будет. Послушаем мнение старейшин браминов и генералов. Только вряд ли они чем-то смогут твоей станции помочь. Они сам Полис еле обороняют — да и то потому только, что на него никто не смеет покушаться всерьез.

Они вышли на Арбатскую. Здесь тоже светили ртутные лампы, и, как и на Боровицкой, жилища были устроены в застроенных кирпичом арках. Возле некоторых из них стоял караул, и вообще, военных тут было необычно много. Крашенные белой краской стены были местами завешены почти нетронутыми временем парадными армейскими штандартами с вышитым золотом орлами. На станции царило оживление, расхаживали одетые в долгополые халаты брамины, мыли пол, окрикивая тех, кто ходил по мокрому, уборщицы, немало здесь было и народу с других станций — их можно было узнать по темным очкам или по сложенной козырьком ладони, которой они прикрывали сощуренные глаза. На платформе размещались только жилые и административные помещения, все торговые ряды и забегаловки были вынесены в переходы.

Мельник провел Артема с собой в конец платформы, где начинались служебные помещения, и, усадив на мраморную скамейку, обшитую отполированным тысячами пассажиров деревом, просил подождать его и ушел.

Рассматривая затейливую лепнину под потолком, Артем думал, что Полис не обманул его ожиданий. Жизнь тут действительно была налажена совсем по-другому, и люди были не такие ожесточенные, озлобленные, забитые, как на других станциях. Знания, книги, культура, играли здесь, кажется, совершенно особенную роль. Одних только книжных развалов они миновали не меньше пяти, пока шли по переходу от Боровицкой к Арбатской, и висели даже афиши, анонсировавшие на завтрашний вечер спектакль по Шекспиру, и, как и на Боровицкой, где-то играла музыка.