— Дурак ты, — огрызнулся парень.

— Который может тебе подзатыльник отвесить! — взъелся бородатый в ответ. — Нечего на отца голос повышать! Совсем уже страх потерял.

— Слушай, — прервал их перепалку Эдрих, — а вот «старость», которая, как ты говоришь, тебя сожрет — это болезнь такая? Из-за нее ты так странно выглядишь? Она заразна?

— Скажешь, блин, тоже, — усмехнулся проводник. — Я посмотрю, как ты будешь выглядеть в свои пятьдесят шесть. И сильно удивлюсь, если лучше.

— Мне сто пятьдесят шесть, — ответил парень.

«Старик» снова остановился и смерил его подозрительным взглядом.

— Врешь, — вынес он вердикт спустя минуту, — быть такого не может.

— Мне — восемьдесят семь, — подключился к разговору Рам, — но я тоже на тебя не похож.

— Девяносто пять, — пробубнил Селлас, пристально всматриваясь в одно из окон.

— Это ж… Это ж по сколько вы живете? — ошарашенно вылупился на нас проводник.

— А никто не знает, — бросил молчавший до этого Анис. — Самому старому жителю Директората сейчас около трехсот лет. В теории, если ученые, конечно, не врут — сколь угодно долго.

— То есть, — старик глотал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, — то есть, вы бессмертные? Вы смерть победили?

— Да, — будничным тоном ответил Эдрих, — причем довольно давно.

— У вас, значит, сыворотка есть? — с надеждой в голосе спросил бородатый. — Чтоб это… Чтоб снова молодым стать!

— Не знаю, — сказал Рам, — может и есть где. Нас такими выращивают сразу, и после сыворотка никакая особо и не нужна. Только если вдруг тело сильно повредим — или органы новые выращивают, или вовсе мозг пересаживают в клона. Бывают, конечно, случаи, когда мозг погибает, и тогда, увы, сделать уже что-либо просто невозможно. Но среди гражданских они — редкость. Мы, может, уже дальше пойдем? Потрепаться и по дороге успеем.

— Мда, значит не судьба, — задумчиво протянул проводник. — Ну, может хоть сыну повезет выбраться с этой планеты. Да, давайте за мной, тут недалеко уже, — он махнул рукой вперед. — Тут прямо до перекрестка, затем направо, до площади. Слушайте, — бросил старик уже на ходу, — а что значит «выращивают»? Вы разве не из материнского пуза вылезаете, после, ну… — Проводник на секунду замялся. — Ай, неважно.

— После секса? — ухмыльнулся Эдрих. — Нет. Говорят, таким способом размножался вид, который был до нас. Наши предки, вроде как. Но они все вымерли после того, как мы перешли на пробирки и появились первые бессмертные. Судя по тому, что я видел в документалках и статьях — старый способ был крайне негигиеничный. Там и наследственные болезни у ребенка появлялись, и всякие уродства, да и сам по себе он мог получиться каким угодно, но самое главное — смертным. А сейчас всех порченых отсеивают и перерабатывают еще в период эмбрионального развития, да и случайных или незаконных детей родить не получится, что к лучшему. Было бы страшно представить, если б их заводили все кому не лень просто после того, как потрахаются. Перенаселение, голод, каннибализм… Да даже без этого — если вдруг у ребенка родители моральными уродами окажутся, каково ему будет? А так — без тестов на пригодность в качестве родителя, без денег на выращивание эмбриона и дальнейшее содержание младенца им просто никто не даст его заделать. Что, как мне кажется, очень правильно. А ты разве не…