«Божья искра» не поможет.
«Проклятая таможня!»
Дарт, худощавый темноволосый парнишка, торопился, стараясь не отстать от наставника. Тот, несмотря на внушительный рост и внешне громоздкую фигуру, двигался почти бесшумно, ступал уверенно, не теряя ни единой секунды. Сегодня все шло не так, как обычно. Нынешней ночью работа предстояла не на улицах Тан-Ларон, а где-то под ними. Наставник не уточнил, какое дело их ждет, но обмолвился, что оно будет весьма деликатным.
Но то было вечером. Потом события с места пустились в карьер. Уже у самых ворот резиденции Охотников их догнал лопоухий послушник и выпалил, обращаясь к наставнику:
– Площадь Единения. Немедленно. Требуется поддержка.
И они сорвались с места. Ни вопросов, ни уточнений. Впрочем, необходимости в них не было. Дарт знал, что в северной части города Охотники планировали нечто вроде западни. Ее готовили несколько дней, специально выжидали, когда в Тан-Ларон пожалуют чужаки. И желательно не одиночки. В идеале – так и вовсе с другого острова. Таможенное представительство не без сомнений, но все же пошло на сотрудничество, дав обещание задержать подходящую группу и тут же сообщить о ней в резиденцию Охотников. По всей видимости, так и сделали. Но что-то пошло не по плану. Чего-то загонщики не учли.
А потому приходилось торопиться, готовясь к встрече с Проклятыми прямо на ходу.
Рваные порывы ветра бросали в лицо моросящую влагу, но холода Дарт не ощущал. Ему даже нравилось происходящее. Все лучше, чем лезть в канализацию или в подвалы Старого города.
О приближении к месту охоты стало известно за пару кварталов. Еще не было слышно криков, не видно вспышек, а по коже уже побежали привычные мурашки, в голове зашумело, а в кончиках пальцев появилось покалывание: Проклятых много, и они совсем близко, не таятся, но пока не напали – пугают, питаясь ужасом добычи. Сейчас твари наиболее уязвимы.
– Держись следом, – не оборачиваясь, отрывисто бросил Патрик.
Наставник всегда произносил эту фразу, когда считал, что до схватки остаются считаные мгновения. Ответа он не ожидал.
В шуме дождя проступил звук далекого плача. Тоскливого, безысходного. Плача о невосполнимой утрате даже не человека – всего мира. Дарт уже не раз слышал, как стенают Плакальщицы, и потому не поддался их силе. В первый раз, услышав этот отчаянный вопль, он попросту отключился, а когда Патрик привел его в чувство с помощью ведра ледяной воды и пары зуботычин, парнишка обнаружил себя лежащим в какой-то грязной канаве в позе эмбриона. Приступы тоски и отчаяния еще некоторое время преследовали его, хотелось то ли напиться, то ли разбить себе голову, то ли просто лечь и тихо сдохнуть.