Через несколько минут Кирилл оценил предусмотрительность командира. Он честно старался «не орать». До тех пор, пока сознание слушалось. Но очень скоро организм превратился в нечто неуправляемое.

Это нечто стонало, выло и грызло стиснутое в зубах полотенце само, мозг Кирилла в процессе не участвовал. Он перестал быть человеком. Превратился в дикое, наполненное болью животное.

Животное искало выход из боли. Оно кидалось на то, что пыталось его сдержать, а от прикосновений впадало в ярость. Прикосновения причиняли невыносимые страдания, каждая новая волна сильнее предыдущей. Последним, что зафиксировало уплывающее сознание, была собственная странная поза – опершись на локти и колени, Кирилл пытался уменьшить касания кожи с поверхностью. Дальнейшее уже не помнил. Провалился во мрак.

Очнувшись, Кирилл всей носоглоткой хлебнул воды и попытался утонуть.

Чья-то цепкая рука ухватила его за волосы. Уйти под воду Кириллу не дали. Первым, кого увидел, откашлявшись, был Рэд.

Светлые глаза командира смотрели с тревогой. Кирилл попробовал спросить, что с ним и как, но не смог – в горле будто песок скрипел. Вместо вопроса произнеслось нечто маловразумительное.

– Не трепись, – велел Рэд, – потом. Сесть можешь? – Заставил Кирилла приподняться. – Але! Крыша-то на месте? Слышь меня? А ну, кивни!

Кирилл через силу кивнул. Рэд с облегчением сплюнул.

– Ну, хоть мозги не спеклись. И то ладно.

– А я сказал – очухается, – услышал Кирилл голос Джека. Оказалось, что разведчик, как и Рэд, сидит рядом на корточках. – Я говорил – оклемается! Говорил?

– Да говорил, уймись. – Рэд укутал Кирилла в полотенце. Поднялся, удерживая его едва ли не на весу – ноги подкашивались. Прислонил к своему плечу. – Палатку распахни, экстрасенс хренов.

В палатке Кирилла завернули в спальник. Кружку за кружкой принялись вливать чай, сдобренный самогоном.

К исходу третьей кружки набитые ватой мозги потихоньку заворочались. Кирилл осмотрел раненую ногу.

Порез от сюрекена саднило, но ни в какое сравнение с той болью, которую довелось испытать, нынешняя уже не шла. А ногу покрывали темно-малиновые пятна. У самого пореза густые, вверх и вниз от раны они бледнели, а к середине бедра сходили на нет.

Кирилл жестами попросил аптечку. Неуклюже, с трудом заставляя пальцы шевелиться, обработал порез. Поймал себя на том, что не вслух, – голос не слушался – мысленно и так же тяжело, как двигается, сыплет ругательствами. Чтобы не шипеть от боли. И это, как ни странно, помогает.

Адапты, расположившиеся с двух сторон от Кирилла, наблюдали. По мере возвращения движениям «бункерного» осознанности, лица их светлели. Кажется, друзья всерьез беспокоились за его дееспособность.