В лазарет пришла и сразу отправилась смотреть рожениц. Одну проверила, вторую, потом побежала опять за водой, а как вернулась, одна из людей вздумала рожать. Ранета и не заметила, как вечер наступил.

— Идем, — поманила ее за собой Магура, — ужинать будем.

А когда девушка садилась за стол, то невольно ойкнула, скривилась.

— Ты чего это? — уставилась на нее старуха. — Не на гвоздь ли села?

— Нет, просто чуть мимо стула не угодила.

— Да? — усмехнулась, — а мне все ж сдается, ты на гвоздь села. Вопрос только, на чей.

— Нет! — замотала головой. — Вы ошибаетесь.

— Девочка, я уже давно не ошибаюсь. Думаешь, не заметила твоей походки сегодня? Но ты не бойся, рассказывать никому не пойду. Кто хоть такой?

— Да так, есть один.

— А-а-а-а, ночной муж, значит. Под луной сошлись, поутру разошлись. Сильно болит?

— Сильно, он большой очень.

— Может, посмотреть тебя?

— Нет, все нормально, заживет.

— Главное, пока не зажило, с оруком не ложись. И смотри, а то наспите там наследника, а воспитывать окажется некому.

— Я и сама воспитаю.

— Ишь, какая смелая. Не так-то и просто растить детеныша одной. Мать-то знает?

— Не знает и знать ей не нужно, — взяла из тарелки кусок буженины, — если понесу, здесь не останусь. Мне позора хватило. Пока бэр Фаргара с женой чествовали, на меня пальцем показывали, а за спиной называли качайкой[1].

— Знаю, знаю.

Время тянулось медленно, Ранета трудилась в лазарете, Тарос на каменоломне, правда, настойку больше не пил, все надеялся встретить оручек по возвращении домой, только вот она не приходила. Значит, не понравилось.

С той ночи прошла неделя, и наконец-то зной уступил место дождям и прохладе. Сегодня пришлось возвращаться в ливень, но так даже лучше, мыться не надо, пришел, пожрал и в койку. А когда поравнялся с соседским забором, заметил силуэт недалеко от своего гулума. Тогда сердце екнуло, неужели она? И правда, в тени его дожидалась оручек.